КОНТУР

С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг!
                Александр Кочетков

Ландышевая весна

Эту девчонку Венька впервые увидел в вестибюле института, куда чуть ли не в последний день приема документов он примчался сломя голову. Этому предшествовала одна странная история. После двух неудачных попыток поступить в престижные вузы Венька понизил свою самооценку и решил поступать в Одесскую «муку» – Технологический институт пищевой промышленности, где был еще божеский конкурс. О цифрах конкурса свидетельствовала ежедневно вывешиваемая приемной комиссией рукописная справка с указанием количества претендентов на одно место.

Приехавший за три дня до начала вступительных экзаменов из своей глубинки, Венька в первый же день подался в институт и к своему ужасу увидел справку с убийственной информацией: на одно место набежало уже целых тринадцать соискателей. Такого наплыва абитуриентов и близко не знала история этого, в общем-то, ничем не приметного вуза.
Шансы Веньки с его пятой графой и безо всякого блата уверенно приближались к нулю. Что делать? На этот вопрос был ответ у Венькиного земляка Сереги Халамона. У Сергея с пятой графой все было в порядке, но вот со знаниями... Серега был беспросветный троечник и много надежд возлагал на записного отличника Веньку. Именно Халамон разузнал, что буквально в двух кварталах ходу от «муки» есть кредитный институт, где учатся в основном девчата, а мужиков (особенно, спортивных) берут туда с большой охотою. Не Бог весть какое заведение, но с одним неопровержимым достоинством: там есть военная кафедра. Что там ни говори, а три года лучше все же провести на студенческой скамье, чем в военном строю.
В тот же день, забрав документы из приемной ОТИПП, ребята загрузили теми же бумагами соответствующую комиссию ОКЭИ. Как выяснилось позже, земляки стали жертвой коварного и корыстного розыгрыша. Оказывается, комиссия в тот день вывесила информацию о количестве соискателей на одно место – 3. Но шкодливая рука одного из абитуриентов искусно дорисовала единичку и тем самым снизила конкурс вдвое, за счет слабонервных вроде нашего героя.
Но вернемся в вестибюль ОКЭИ, где Венька, уже сдавший документы в приемную комиссию, дожидался застрявшего там Серегу.
Старомодная дубовая дверь парадного входа открылась и пропустила внутрь здания какое-то неземное существо в василькового цвета платьице, с огромными серыми глазами в ореоле короткой стрижки черных, слегка вьющихся волос. До этого академически строгий вестибюль с ее появлением стал светлее и приветливее. Невысокого росточка девушка проследовала мимо остолбеневшего Вени и растворилась в конце длинного институтского коридора…

…Второй раз Венька увидел незнакомку в вагоне пассажирского поезда. Зачисленный на первый курс института, Вениамин уже как студент выполнял первое на широкой столбовой дороге знаний поручение – ехал в составе своей группы на уборку урожая картофеля в Одесской области.
Волей все той же судьбы-индейки, которая увела Веню в ОКЭИ, он попал в вагон, где ехали второкурсники. Естественно, спевшиеся за целый год совместной учебы «старшие товарищи» были веселы и раскрепощены, пели песни, дурачились, подшучивали над «салагами». И заводилой всех их шалостей была Луизка, та самая фея из институтского вестибюля.
Теперь, находясь в двух шагах от нее (в том же купе, но на боковых местах общего вагона), Венька смог более внимательно рассмотреть предмет своей первой оторопи. Девушка была одета в незатейливый, грубой вязки свитер, спортивные брюки и кеды. Но и без василькового платья она казалась ему обворожительной. Всю длинную дорогу, забившись в угол, в тень нижней боковушки, Венька не сводил глаз с девушки…

…Третий выстрел «стрелы амура» случился на первом общефакультетском комсомольском собрании, когда на трибуну поднялась студентка второго курса Луиза Шикшок. Покачивая едва видневшейся из-за высокой трибуны изящной головкой, своим воркующим низким ласкового звучания голосом она камня на камне не оставила в оценке работы факультетского бюро КСМ. Тут же от своего однокурсника-одессита Венька узнал приятную новость. Оказывается, Луиза к тому же была еврейкой. Венька, конечно же, убежденный интернационалист, но зов крови все-таки тайно давал о себе знать…
Затем амурные стрелы зачастили. Луиза была заводилой не только в комсомольских делах, но и в художественной самодеятельности. Ее появление в инсценировке Чеховского «Юбилея» в роли госпожи Шипучкиной, яркая, гротескная и темпераментная игра окончательно добили Веньку. По всем признакам этого недуга, он влюбился в Луизу.
Впервые ощутил он и муки ревности, когда по ходу спектакля Шипучкина неожиданно оказывается сидящей на коленях статского советника, которого изображал институтский красавец Витька Штейнберг…
Настоящий удар – испепеляющую ревность, чувство безнадежности, стремительной остановки жизни – Венька испытал на первом институтском новогоднем вечере. Там он загадал пригласить своего кумира на танец и, нежно прижав ее к груди, заглянуть в эти полные серого великолепия глаза….

Нет слов, чтобы описать потрясение, постигшее благоухающего «Красной Москвой», отутюженного и начищенного Веньку на вечере, о котором он мечтал последние месяцы. Празднично веселая и разодетая Луиза на бал пришла… с молодым человеком. Да что там скрашивать трагедию?! Не просто с молодым человеком, а с морским офицером, одетым в парадную форму с кортиком – красивым и мощным, как весь Северный флот, откуда (как потом выяснилось) прибыл ее давний ухажер и недавний жених Осик.
Новогодний бал стал походить на тризну больших похорон. Новый год Венька встретил без всякой надежды на его благополучие…
…И напрасно! С этой минуты Вениамин, словно оттолкнувшийся от дна водоема утопающий, хватил измученными легкими глоток свежего воздуха, поняв, что за свое счастье надо бороться.
С этого времени институтская жизнь парня шла по новому ее расписанию. Венька с нетерпением ждал окончания «пары» и рысью мчался к аудитории, из которой должна была выйти группа второкурсников. Излишне говорить, что в этой группе училась Луиза Шикшок. Вениамин до тонкостей изучил расписание кафедр и аудиторий указанной группы на неделю, на месяц. Да что там на месяц – на весь семестр. Разумеется, старательность юноши не осталась незамеченной ни его кумиром, ни ее сокурсницами. Между делом Венька схлопотал и прозвище «черемуха» – по модной тогда песенке.
Кстати сказать, в эпоху шестидесятых оттепельных годов модными стали именно легкие, воздушные, с удивительным весенним ароматом, песенки о цветах. Кроме упомянутой «черемухи», а правильней сказать, впереди по популярности всех других тогдашних «шлягеров» (о существовании этого термина никто не догадывался) были знаменитые и поныне «Ландыши». Пела эту песенку необычайно нежно льющимся голоском молодая и знаменитая Гелена Великанова
Ландыши, ландыши, светлого мая привет.
Ландыши, ландыши, белый букет!

Через год эта чудесная песня будет объявлена мещанской, безыдейной, отвлекающей от задач строительства коммунизма, который скоро, буквально на днях, может случиться на многострадальной родине. Официальная эстрада забыла ее на пару десятков лет, а люди продолжали петь «Ландыши», превратив песню из отверженной в народную. Завидная судьба эстрадной золушки!

Но вернемся назад, в коридор почтенного вуза. Луиза вначале досадливо морщилась от Венькиной назойливости, а затем вошла во вкус и даже искала глазами угол, в котором на сей раз притаился воздыхатель. После занятий почти ежедневно Венька, держась на приличном расстоянии, провожал свою избранницу практически до самого ее дома на Болгарской (благо сам жил неподалеку, на Костецкой). Между тем, определив свой выбор, стеснительный Венька палец о палец не ударял, чтобы стать к тому же и ее, Лизочкиным, избранником.
Впрочем, стоп. Автор проговорился, а, следовательно, должен объяснить причину оговорки в имени героини. Луиза – это паспортное имя девушки. Оно звучало на иностранный лад с легким французским прононсом. Потому и было востребовано в институтских и комсомольских кругах. А дома и ближайшие друзья звали ее тепло и просто – Лизочка. Впрочем, Венька не мог никак подойти не то что к Лизочке, но даже к Луизе.
Надо признать, что и Лизочка уже привыкла к мелькающей в отдалении худосочной фигуре ухажера и сама старалась так подстроить, чтобы этот странный парень все же решился подойти и познакомиться. Домой она старалась возвращаться в одиночестве. Присаживалась на каждой встречной скамеечке. Но бдительный Венька тут же замечал другую, отстоящую на десяток метров в сторону скамью и пересиживал там привал-западню, которую ему устраивала желанная.

…Сколь веревочке не виться, а концу быть. После разговора, во время которого у юноши «синим пламенем» горели уши и по физиономии катился градом обильный пот, Венька, наконец, назначил девушке свидание. Местом встречи ничего не соображавший в эти минуты парень выбрал почему-то скверик Хворостина на стыке шести улиц Одесской Молдаванки.
Все еще робевший Венька на свидание явился с двоюродным братцем, приехавшим в солнечную Одессу на производственную практику. Двое умытых, причесанных, в отутюженных брюках-дудочках, с начищенными до ослепляющего блеска «шкарах» провинциальных ферта ждали прихода единственной девушки. Венька ревниво поглядывал на братца и тревожно подумывал, что девчонка, пожалуй, может и поменять свои предпочтения: проживший уже целых два года во Львове, Аркашка явно опережал по очкам еще до конца не скинувшего оковы родного местечка Веньку.
Впрочем, все обошлось – Луиза пришла явно расположенная именно к нему. Более того, пришла не с пустыми руками. Маленький букетик с лесным чудом – душистыми ландышами – так подходил к тому самому васильковому платьицу, которым Венька был сражен наповал и сразу почти год назад в институтском вестибюле. Уже изучившая немного своего поклонника, Лизочка не стала полагаться на его галантность, а купила ландыши у торговавшей ими возле входа в скверик бабки. Венька же на многие годы сохранил чувство стыда за свою тогдашнюю туповатость и преклонение перед женской мичуринской мудростью: «Мы не можем ждать милости от природы…» Случилось это 19 мая. Запомним этот день…

То взлет, то посадка
Затем развитие сюжета пошло стремительно и неотвратимо. Венька пригласил даму на футбол. Дама, сроду не ведавшая о таком развлечении, с радостью согласилась. В день получения стипендии Венька раскошелился на ресторан «Прибой» – скромное заведение прямо у входа на пляж Ланжерон. Шампанское и закуски обошлись ему в полстипендии, но Венька был преисполнен мужской гордостью, а его дама была горда вдвойне (потому что умела радоваться и за Веню).
Потом были объятия и поцелуи в кустарнике возле «Прибоя». Потерявший от счастья голову, Венька страстно промычал оригинальное признание:
– Я тебя люблю!
На что девушка, нежно поцеловав парня, резонно заметила:
– Не говори сгоряча такие слова – это так быстро не бывает…
Лизочка мудро осадила юношу, а сама напрочь влюбилась в этого неуклюжего провинциала.
Все, что происходило в жизни молодых людей дальше, можно графически обозначить параболой: крутой подъем близких отношений первые год-два и резкое падение оных в последующем.

Ребята не могли жить друг без друга ни минуты, ни часа: в институте их разлучали лекции, а далеко за полночь измученные поцелуями и ласками… у калитки, ведущей в Одесский дворик на Болгарской, 66, влюбленные вынуждены были расстаться, чтобы поспать хоть три-четыре часа перед трудовым днем.
Потом разлуки стали ощутимей: разнокурсники по очереди на продолжительное время разъезжались в другие города на производственную практику, и уже месяцами их общение сводилось к переписке. Лизочка очень нравилась Венькиным родителям. Венька же не вызывал восторга у Лизиной семьи, которая не могла ему простить отставки такого завидного жениха, морского волка, уже капитана третьего ранга, того самого новогоднего Осика.
Прояви Венька больше мужской решимости, соверши он реальные действия… Но Венька плыл по волнам обстоятельств. А обстоятельства были таковы, что Лизанька заканчивала институт на год раньше, и ей нужно было определяться со своей судьбой на фоне не мычащего и не телящегося Веньки…
…Встречи на пересечениях становились все реже; письма, увы, все суше. Потом начались обиды, непонимания. Веньку оскорбило (как ему показалось) пренебрежение к его родным. Лизочку подтачивали близкие, справедливо тыкая пальчиками на нерешительного и инфантильного героя-любовника. Финал тривиален и грустен – ребята разъехались по местам своих назначений обиженные и уже не понятые друг другом…
Так заканчиваются миллионы и миллионы человеческих встреч, оставаясь эпизодами в дальнейшей большой жизни быстро взрослеющей юной поросли. Только не эта…
День влюбленных (пять лет спустя)
(теперь все даты будут вести отсчет
от запомнившегося нам по букетику ландышей дня)

В последнее время наши герои не виделись ни разу. Венька завершал свой первый трудовой год, а Лизочка старалась из забубенной Булдынки перебраться в родную Одессу. Что ей ко времени нашего рассказа уже удалось сделать.
Весна в том году удалась на славу: ландыши продавались предприимчивыми бабками по всему городу, где жил Венька. Приближался день 19 мая.
«Интересно, помнит ли этот день Лизанька? У нее, вероятно, сейчас другие заботы…»
Дозвониться до одесского дружка Леньки было делом непростым, но решаемым. В отделе кадров, где работал Ленька, любезно согласились поискать и пригласить того к телефону.
– Привет, Леха!
– Привет, Венец! Что-нибудь случилось, с чего такая спешка?
– Хочу тебя о чем-то попросить… Только ты не смейся. Будь другом, отнеси завтра на Болгарскую Луизе букетик ландышей. Старик, это для меня важно…
– Дурак ты сентиментальный. Но раз так просишь… Я это сделаю.
– Спасибо, друг.
– Не стоит благодарности, психопат.

…20 мая рано утром в заводоуправлении, где работал Венька, раздался телефонный звонок.
– Венечка, вас кто-то просит срочно к телефону.
В трубке раздался неожиданно для такого циника, как Ленька, его взволнованный голос:
– Слушай, старик! Лизу выдают замуж за какого-то моремана Осика. Свадьба в ближайшую субботу. Я позвал ее на крыльцо и дал ей этот букетик. Мы с ней прогуляли два часа. Кретин! Такая девушка тебя любит! Где твои глаза, а главное – мозги. Скажи только одно слово, и я развалю этот шидех, как карточный домик!
– Спасибо, Лешка. Я сам ей все скажу…
На следующий день в Одессу ушла телеграмма: «Поздравляю. Желаю счастья». Телеграмма была без подписи.

Продолжение следует

Окончание

…20 мая рано утром в заводоуправлении, где работал Венька, раздался телефонный звонок.
– Венечка, вас кто-то просит срочно к телефону.
В трубке раздался неожиданно для такого циника, как Ленька, его взволнованный голос:
– Слушай, старик! Лизу выдают замуж за какого-то моремана Осика. Свадьба в ближайшую субботу. Я позвал ее на крыльцо и дал ей этот букетик. Мы с ней прогуляли два часа. Кретин! Такая девушка тебя любит! Где твои глаза, а главное – мозги. Скажи только одно слово, и я развалю этот шидех, как карточный домик!
– Спасибо, Лешка. Я сам ей все скажу…
На следующий день в Одессу ушла телеграмма: «Поздравляю. Желаю счастья». Телеграмма была без подписи.

День влюбленных
(десять лет спустя)
Время уходило вперед. Лизочка развелась с Осиком через полгода. Венька еще холостяковал. Лизочка повторно вышла замуж и родила чудесную девчонку с большими серыми глазами, а затем через два года – сынулю. Попавший по делу в Одессу Венька добыл номер Лизочкиного телефона. Позвонил, услышал совсем не изменившийся со временем голос. Поздравил ее со счастливым «приобретением». Договорились встретиться накоротке в кафешке недалеко от Лизанькиного дома.
На свидание Лиза пришла со своей чудесной дочуркой. Так что Веньке пришлось большой сборный из нескольких букет ландышей разделить надвое, чтобы вручить каждой из дам.
Лизочка изменилась. Материнство придало ей природной привлекательности и шарма, ощущения внутренней убежденности и умиротворения. Она смотрела на Веню спокойно, но с прежним, десятилетней давности, теплом во взгляде.
– Что пьем, шампанское из «Прибоя»?
– Нет, Венечка, давай лучше винцо кисленькое, как наше студенческое «Вин де масэ». Я же все-таки кормящая мама… – потупилась Луиза.
– Вот-вот, давай с этого и начнем. За здоровье, рост и процветание новорожденного. Кстати, пацана-то как назвали?
– Мы его назвали Вениамином, Веней…
Лиза твердо, без всяких эмоций, выдержала Венькин взгляд.
– Хорошее выбрали имя. – Венькин голос некстати дрогнул. – Пью за счастье тезки и его мамы, за счастье всей вашей семьи…

День влюбленных
(двадцать лет спустя)
В ту весну Веньке пришлось как куратору объекта сидеть в командировке на строительстве объездной автодороги вокруг Григорьевского лимана целый месяц, с редкими заездами в Одессу.
В один из наездов он позвонил Лизочке по рабочему телефону. Там ответили, что Луиза Борисовна здесь больше не работает. Дали для справки другой телефон. Здесь ее тоже не было: замначальника объединения переведена на работу экономистом низового звена. «Странно, – подумал Венька. – За что же такое понижение?» Лишь на следующий день он застал Лизочку на рабочем месте. Голос ее звучал обрадованно, но как-то стесненно. На предложение встретиться ответила с запинкой, неуверенно: «Хорошо… Только завтра, ближе к полудню».
Назавтра Венька с букетиком все тех же ландышей стоял на углу против Успенского собора (предложенное место встречи у ресторана «Красный» Лиза отвергла). Лизочка в свои почти сорок лет смотрелась молодо, но казалась какой-то озабоченной и тревожной. Она снова отказалась зайти куда-нибудь, чтобы отметить встречу, была непривычно замкнутой, постоянно почему-то оглядывалась.
Говорил в основном Венька. Лизочка отделывалась короткими репликами. Как это было непохоже на острословную хохотунью и затейницу Луизку Шикшок! После полуторачасовой прогулки Лиза заторопилась домой. Попросила Веньку не провожать ее. Сказала, что сообщит о следующей встрече через Венькиного брата. Звонка Венька не дождался.
Позже он сам звонил по всем многочисленным телефонам, где раньше заставал Лизу. Там торопливо и однообразно отвечали: «Такая здесь не работает». Будучи через год в Одессе, Венька обратился в горсправку и получил ответ – «Адресат выбыл». Пошел на квартиру, где жили Лизины родители. Там испуганно отвечали, что не знают, куда девалась проживавшая там семья.
Это была последняя встреча наших героев. Спустя два года Вениамин узнал, что Лизочка в том же году выехала в Германию. В те годы не то что в ФРГ, в Израиль не выпускали. Но их семью туда выписал на законном основании Лизин брат, до этого отсидевший по артельному делу на зоне ни много ни мало дюжину лет.

День влюбленных
(еще десять лет спустя)
Наступила уже горбачевская оттепель. С ее первыми звонкими ручейками в Союз потянулись (в гости!) те, кому все-таки была дорога забубенная неисторическая родина, где свершилась главная часть истории их жизни. Одним из этих «пионеров» был тот самый Ленька, который когда-то собирался «развалить Лизин шидех» по желанию друга.
Хорошенько «навспоминавшись» (Венька специально для этого приехал в Одессу), друзья решили еще разочек померить шагами родную Молдаванку, где прошли их студенческие годы.
– Заскочим напоследок в Лизочкин дом. Все же и ты тут побывал однажды, – предложил Венька, и тут же нашел сердечный отзыв у закадыки.
В отличие от предыдущих визитов, прием пришельцев в квартире, где когда-то жили Шикшоки, был почти радостным. Причина этой метаморфозы стала ясной через несколько минут беседы. Оказывается, на крыльях перестройки в Одессу зачастил крупный бизнесмен Аркадий, брат Луизы, который вывез ее из Союза. Очевидно, получающие приличные чаевые хозяева, предполагая, что мы «особы, приближенные к императору», то есть к Аркадию, старались, как могли, удовлетворить нашу любознательность.
Веня уже знал тот печальный факт, что Лизина мама, не выдержав разлуки с младшенькой, скончалась на третий день после отъезда Луизы. Поэтому, когда Витя (новый хозяин квартиры) сказал, что мама умерла, а в Одессу приезжает дочка, Венька взволнованно встрепенулся. А когда Витя сказал, что ее приезда ждут к Новому году (дело было в декабре), Вениамина просто заколотило. Неужто он сможет увидеть ее, ту, которую почему-то, несмотря на все передряги и личной, и неличной жизни, никогда не забывал?
– Она приедет со своим женихом. Хочет показать ему Одессу, познакомить с родственниками, – продолжал информировать Витя.
«С женихом? С каким еще женихом?» – пытался сообразить Венька.
– Кто приедет с женихом? – переспросил он Витю.
– Ну Юлька же, дочь Лизы!
– А Лиза? – упавшим голосом спросил Веня.
– Я же вам говорил, что мама умерла, а сюда приезжает дочь… Ой, что это с вами? – воскликнул Витя, увидев как побледнело лицо гостя и тот прислонился к дверному косяку.
– Извините, я не знаю, кем вы ей приходитесь, но Лиза умерла два года назад во время операции на опухоль мозга…
Венька бесшумно плакал. Два года он думал о Лизе, представлял их возможную встречу, а ее уже не было в этом мире…

Потом он увиделся с единственным из семьи оставшимся в Союзе старшим братом Лизы – полковником Сергеем. Поездка на Еврейское кладбище, где стояли два мраморных обелиска в память о родителях. В мраморный пьедестал отцовского памятника была вмонтирована в память о доченьке фотография Лизы, точно такая, какая хранилась в Венькином альбоме…
Веня положил цветы и делал это несколько раз в каждый свой приезд в Одессу.
В одно из посещений кладбища на могиле родителей Лизы он увидел вместо скромных мраморных плит великолепный ансамбль из черного с блестками гранита. Деньги предержащий Аркадий таким образом выразил свою благодарность родителям. Лизочкина фотография уже не вписывалась в это великолепие. А еще через два года пришедшего напоследок в связи с отъездом в Штаты Веньку ожидало полное разочарование: надгробий не было, и все! Властный сын перенес все это великолепие вместе с прахом родителей на чужую, грешную перед евреями землю. Бог всем нам судья…
Цветы Венька оставил в сторонке, ближе к ящику с инвентарем, который оказался более вечным, чем сам покой…

…В тот же вечер Венька много пил, не пьянея. Ленька подливал ему купленный на доллары «Наполеон» и недоуменно спрашивал:
– Ну чего это ты так расклеился? Да, жалко Лизу. Хороший был тебе друг и вообще человек. Ты ее и не заслуживал. Но не жена она тебе, не мать твоих детей, чтобы так горько переживать…
Венька признавал справедливость этих слов, но продолжал пить, пока не уснул за столом.

Реинкарнация
…В ночь под Новый год в Венькиной квартире раздался телефонный звонок. Молодой и звонкий женский голос прокричал в трубку:
– Это Веня? С Новым годом, с новым счастьем, здоровья и благополучия вам и вашей семье в этом году.
– С Новым годом и с наилучшими пожеланиями вам тоже, – осторожно ответил Венька, боясь оконфузиться, не узнав знакомого голоса.
– Это звонит Юля, Луизы Шикшок дочка. Веня, я хорошо вас знаю, мне о вас много рассказывала мама. Я очень обрадовалась, узнав, что вы побывали на Болгарской и у дяди Сергея. Очень-очень хочу вас видеть. Может, вы сумеете приехать в Одессу? Хоть всей семьей – расходы я беру на себя.
У Веньки перехватило дыхание – Лизочкина дочь! Впрочем, это легко было распознать по такой знакомой манере «брать быка за рога».
– Юленька, дорогая девочка, как я рад тебя слышать. Знал, что будешь в Одессе, но ты, молодчина, позвонила. Очень хочу тебя увидеть, но в Одессу сейчас мне не попасть. Не в расходах проблема – дела.
– Веня, я что-нибудь придумаю и вам позвоню, но мы обязательно встретимся – не сейчас, так позднее.

Через два дня Юля позвонила снова.
– Веня, я поменяла билет: до Киева мы поедем поездом, а оттуда – самолетом. Поезд № 23, 4 января, проезжает мимо вашего города в 23:05. Вагон шестой. Приготовьте, пожалуйста, все свои данные, чтобы заполнить анкеты для вызова в ФРГ. Что значит, не собираетесь ехать? Сейчас все или уехали, или собираются ехать. Я там работаю в еврейской организации. Помогла выехать куче народа, так я не помогу уехать и устроиться Вене?! Встретимся на перроне у нашего вагона. До свидания.
Ту-ту-ту… Гудки. Боже, как девочка похожа на мать, комсомольского вожака и семейного добытчика…
На встречу с Юлей Венька пошел со своей младшей доченькой. Из вагона выпорхнула Луиза, сероглазая, с раскидистыми бровями, тепло обняла Вениамина и девчонку. Пять минут сбивчивого разговора, в результате которого Юля получила Венькино твердое обещание хоть в гости, но обязательно съездить в Берлин.
Поезд тронулся, и Юля долго махала рукой из тамбура вагона. Записку с необходимыми данными Венька все же ей передал. Так, на всякий случай…

Два года Венька собирался в эту поездку. Пока не рухнул Советский Союз и пошла такая неразбериха, что стало не до поездок. За это время и у Юлечки распался ее брак, и в 1992 году (снова весной) уже со своим новым суженым по бизнесовым делам она оказалась в городе, где жил Веня. Супруг уехал в Одессу, Юленька целых два дня гостила в Венькиной семье. Рассказывала и рассказывала о маме, а Венька слушал и слушал о своей Лизаньке, с которой, включая перерывы на разъезды, жил и дышал одним воздухом менее трех лет, но сохранил аромат этих встреч на всю оставшуюся жизнь.
Перед отъездом Юля позвонила брату в Берлин.
– Веня, купи самый большой и красивый букет и отнеси на мамину могилку. Какая срочность? Не твоя проблема – делай, что я тебе говорю. Объясню потом… Понял? А ну подожди минутку…
Веня сигналил ей, желая что-то сказать.
– В чем дело? – переспросила Юля.
– Юленька, не надо большого шикарного букета. Пусть положит букетик ландышей – мама будет знать, от кого цветы…
– Так, Беня, слушай сюда,– вспомнила Юля, что она одесситка. – Букета не надо. Нужны ландыши, небольшой букетик. Не знаешь, что такое ландыши? Зайди в цветочный на Гюнтерштрассе – там тебе хоть колючки из Сахары достанут. Все, выполняй, мой дорогой братишка.
– Я сейчас ему вместо мамы… – извинительно глядя на Веньку, добавила Юля.

Ландышевая весна-2,
или пятьдесят лет спустя
В Одессу Венька попал через десять лет после своей эмиграции. На Украине он уже побывал трижды, но вот приехать в Одессу руки дошли только сейчас. В последний день перед отъездом Веня, прикупив, может, у той же бабки, что полсотни лет тому назад, букетик ландышей, стоял на углу Прохоровской и Малой Арнаутской, именно там, откуда начинался сквер Хворостина, где состоялось их первое свидание.
Читатель, вероятно, сам догадался: это был весенний день 19 мая. Ушедшие в небытие пять десятков прожитых сложных лет сейчас не имели никакого значения. Стрелка часов на Венькиной руке приближалась к семи…
По аллее шла пара молодых людей. Даже если у них не было ни малейшего сходства с той прекрасной парой, все равно Веньке в эту минуту казалось, что он встречает свою юность.
– Молодой человек, извини старика. Можно мне подарить твоей девушке букетик ландышей? Много лет назад я не сделал такой подарок другой девушке, и вот пришло время исправить эту оплошность. Будьте, ребята, счастливы и делайте приятное друг другу, не откладывая на потом.
Веня быстро пошел по дорожке прочь. Молодые люди недоуменно смотрели вслед пожилому, приличному с виду человеку...
Наутро, уже в самолете, после эмоционального прощания с красавицей-Одессой, Венька поудобней устроился в кресле. С самого утра побаливало сердце. Сейчас, когда все хлопоты с прощанием и посадкой были позади, боль стала острее. Венька взял под язык таблетку валидола – старое испытанное средство. Сегодня оно не сработало – боль нарастала. Венька сердито разгрыз таблетку. Боль отступила, но не ушла, медленно, истомой разливаясь по телу...
...Сидящий справа от Веньки пассажир, услышав глубокий вдох, повернулся к соседу. Тот крепко спал, мерно дыша. Бледное лицо пожилого мужчины показалось бы строгим, если бы не застывшая в уголках губ счастливая улыбка, делавшая это лицо совсем молодым...

...Самолет с двумястами пассажиров на борту летел на Запад, и лишь один из них летел на Восток, в свою василькового цвета юность, в свою первую, непреходящую до конца ландышевую весну…
Мне жаль скептически улыбающихся в этом месте повествования людей, у которых в жизни так и не случилась своя ландышевая весна.