КОНТУР

Продолжение...

Однако Гена не угомонился. Он начал угрожать и мне тоже:
– Ходи осторожно! Твоя родня содрала с моей жены такие бабки, что я на все пойду, чтоб их вернуть!
Я понял, что покоя не будет ни мне, ни Вовке.

Мы встретились за праздничным столом у общих знакомых в северном городке штата Нью-Джерси.
…Жилье арендовали недавно покинувшие Россию эмигранты из Ленинграда. Виктора пригласили на вечеринку как друга детства, а меня – как новоиспеченного супруга кузины хозяйки дома. Ну, не хозяйки, конечно, а нанимателя квартиры, если быть занудой. Хотя тот, кто наполняет жилище теплом и уютом, энергией переживаний и планов на будущее, тот и есть хозяин. Но, формально выражаясь, до владения собственным домом или квартирой всем нам тогда было еще очень далеко.
Шел 1995 год. Для Виктора, как чуть позже выяснилось, это был первый (и, скорее всего, наиболее трудный) год иммиграции, а для меня – третий. Но как с лукавой ухмылкой говорил мой приятель Марик:
«Первые десять лет иммиграции – наиболее трудные». Теперь я думаю, что, наверное, первые тридцать, а не десять. Хотя по приезде в США у меня были шансы заблуждаться в лучшую сторону по поводу своих перспектив… Но вернусь к описываемым событиям.

Часть 1

Я  родилась с радостным удивлением в адрес мира и безоговорочной любовью к нему. В детстве улыбка почти никогда не сходила с моего лица, а искрящееся счастье и готовность обнять каждого прохожего выделяли меня из любой толпы.
Нет, не все дети чувствуют мир одинаково. Став взрослой, я не раз наблюдала малышей, которые ловко манипулировали родителями, чтобы получить желаемое, и в мироощущении всех этих «зайчиков», «солнышек» и «котиков» преобладал восторг в свой собственный адрес, подогреваемый близкими, а вовсе не любовь к природе, к родным и тем более к прохожим. Люди рождаются разными. Кто-то поэтом и пацифистом. Кто-то завоевателем. Кто-то бизнесменом. Я встречала пятилетних циников.

***

Декабрь пахнет новогодней елкой,
И нет для декабря ни в чем табу.
Декабрь собрать способен из осколков
разбитых судеб новую судьбу.

Он соткан из волшебных ожиданий:
В нем будущего призрак – так хорош!
Год уходящий нам дарил страданья,
И мы его уже не ставим в грош.

- Женщина, не уползайте! Я за вами не поползу. Вы что, впервые на гинекологическом кресле? —  возмущалась докторша. —  Не маленькая уже, чтоб так гинеколога бояться. Небось, от мужчин не уползала так далеко. Ну, что  случилось? Громче! Что вы тут все шепчете! Это вы в спальне своей устраивайте эротический шепот, а уж здесь, будьте добры, громко отвечать на мои вопросы!

Гинеколог была молодящейся старушкой. Сутулая костлявая спина, орлиный профиль и глубокие морщины  на лице...    
—   Итак, с чем пожаловали? Что у Вас? Что-что?  Дискомфорт? Ясное дело... Щас посмотрим... После комфорта, милочка, всегда наступает дискомфорт. О дискомфорте заранее думать надо. Лучше всего — во время, так сказать, комфорта. Замужем?

Есть люди, которым роль проигравших категорически не подходит. Настолько они веселые, неугомонные, предприимчивые, любвеобильные и ушлые, что, даже вопреки законам бытия, кажется, будто их-то Всевышний точно пощадит, а если вдруг – нет, то они с ним как-то договорятся.
Таким был Гриша Шульман. Он прошел всю Отечественную войну, вернулся живым и невредимым без единой царапины, да еще и с наградами.

В мирной жизни ему тоже везло. Приобрел профессию зубного техника, добился нужного уровня сноровки, связей, положения, – словом, неплохо зарабатывал, легально и не очень. Но всерьез в переделки с законом и властью не попадал, а по мелочи всегда выкручивался и продолжал свое дело. Знал, с кем, когда и как поделиться, кому вовремя улыбнуться, а кому улыбаться категорически не стоит.

Этого наглеца я возненавидела с первого взгляда. Высокий, как забор охраняемой тюремной территории или военного склада, он смотрел на окружающих свысока не вынужденно (из-за роста), а с вдохновением сноба. Роль колючей проволоки над этим «забором» играли торчащие в разные стороны волосы, судя по всему, жесткие и непослушные самому хозяину. Казалось, кроме своенравных волос, мир не пытался противоречить этому типу ни в чем: настолько нагло и по-хозяйски он вел себя в общем бассейне нашего community (жилой комплекс), рассчитанном на людей 55 лет или старше.
Во Флориде бассейны предусмотрены повсюду: и в частных домах, и на территории билдингов. А уж в охраняемых круглосуточно жилых комплексах бассейнов хватает и подавно.

Вконце октября девяносто первого года мы прилетели в США на ПМЖ. В то время в понятие «мы» входило три человека: мама, я и моя тринадцатилетняя дочка.
В Ленинграде на проспекте Смирнова, недалеко от Светлановского проспекта, откуда мы выехали в Америку, проживал папин двоюродный брат (дядя Миша) с женой и двумя дочерьми.

С самого раннего детства я знала эту семью и радовалась, когда родители объявляли, что мы едем к ним в гости. Там нас встречали очень тепло и кормили невероятно вкусными блюдами, в том числе и кондитерскими изделиями домашнего производства. Никогда не забуду пирожные «Корзиночка» и «Наполеон» (тетя Лина, жена дяди Миши, отлично готовила и пекла).
К застольям обычно присоединялись взрослые дочери и другие члены семьи папиного брата. И все уделяли мне, тогда малышке, внимание: «Прочитай нам, пожалуйста, стихотворение! Ты – хороший чтец».
Я читала, танцевала, выступала в разных жанрах актерского мастерства и вполне серьезно воспринимала восторги и похвалы в свой адрес.

Открой несовершенству дверь!

Когда мы ссоримся с друзьями,
Когда внезапно «рвем мосты»,
В судьбу бросаем гневно камень:
Мол, виновата в этом «ты».

На «ты» и очень фамильярно
Мы обращаемся к судьбе,
Пока несемся так бездарно
К финалу жизни, в точку бед.

Рутина жизни и отсутствие вдохновения приводят к душевным кризисам не реже, чем крупные неприятности.
Однажды, где-то в шестом классе, Соня заявила маме, что в школу ей ходить просто невыносимо. Никому не нужная, никем не замечаемая, – в общем, человек-невидимка. Во всех девчонок уже давно кто-то тайно влюблен. Они сами говорили. А в нее – никто! И при таких-то делах нужно ежедневно вставать по будильнику, идти туда, где твоего отсутствия никто не заметит (ну, кроме учителя, конечно), отвечать на уроках, готовиться к ним, косы заплетать – в общем, нет стимула продолжать такую жизнь. Ее никто не любит и не полюбит никогда!