КОНТУР

…22 июня 1941 года все в нашей жизни изменилось. Рано утром, чуть забрезжил рассвет, мы проснулись от страшного гула моторов. Выглянув в окно, мы были поражены - такого скопления самолетов представить было просто невозможно. На небе не было свободного пространства. Эта лавина самолетов, казалось, была бесконечной. Но чьи это самолеты и куда они летят?

Ответ пришел незамедлительно - послышались взрывы бомб.
Мы выбежали на улицу. Там были уже все жильцы нашего дома с детьми. Никто не знал, что делать, где прятаться. Около дома в садике росли кусты крыжовника. Мы легли на землю около кустов. Я смотрел на пролетающие самолеты. Вижу, как от одного из них отделяется черная точка. Она быстро увеличивается в размере, и после слышится страшной силы грохот - почти рядом. Звон стекла, осколки черепицы и едкий дым. Вот еще одна точка отделяется от самолета, а за ней еще и еще. Я закрыл глаза, думаю, что это конец.

Одна бомба попала в наш дом. Но не разорвалась - застряла между этажами. Когда мы вошли в квартиру, увидели в потолке огромную дыру от снаряда. Куски досок и черепица разбросаны по полу.
Через некоторое время прислали машину из воинской части, и нас отвезли на станцию. Разместили в товарных вагонах. На полу были настилы из досок, чтобы мы могли спать. Отец попрощался с нами. Последние его слова были обращены к нам с Сеней:   
- Дети, берегите маму!
Мы отца никогда больше не видели…

До войны наша семья - отец, мать, я и мой брат Сеня - жила на Смоленщине в небольшом городке под названием Белый, ныне Тверская область. Мои родители были фармацевтами. Отец  заведовал городской аптекой, которая размещалась в добротном двухэтажном здании на первом этаже. Он был плотным мужчиной с маленькой бородкой и усиками. Мать работала вместе с ним.

Окна аптеки выходили в небольшой городской парк. Кроны деревьев достигали второго этажа, где размещалась наша квартира. Поскольку, как себя помню, мы всегда жили при аптеке, я привык к запаху лекарственных трав. Прошло уж столько лет, но в какую бы аптеку я ни вошел - этот запах возвращает меня в далекое детство.    

Мы с братом после школы часто забегали туда. В аптеке царил образцовый порядок. Родители всегда были в белоснежных халатах. Повсюду - множество ящичков с наименованием лекарств. Я помню даже их названия, многие давно сняты с производства. Неоднократно спрашивал у аптечных работников, есть ли у них окси-кокси. Они пожимают плечами и спрашивают, а что это такое? А это клюквенный экстракт, который давали выздоравливающим. Или сен-сен…Эти мелко нарезанные коричневого цвета кусочки растения с приятным ароматом удаляли неприятный запах изо рта.
Конечно, техника изготовления лекарств за эти годы изменилась. Я помню, как мои родители раскладывали на столе по 30 небольших листочков. На маленьких весах взвешивали порошки, используя дециграммы. Рассыпали их на разложенные бумажки и заворачивали в фантики…

В аптеке нередко случались различные курьезы. Как-то туда вошел бедно одетый мужчина с котомкой за плечами. Он сел в комнате, где больные ожидали лекарства. Подождал, пока все не уйдут. Как только за последним пациентом закрылась дверь, он обратился к отцу:  
- Мне нужно два кило двадцаток.
- Каких двадцаток? - спросил отец.
- Понимаете, я приехал из села - я там строю дом, и мне нужны гвозди.
Наступила тишина.
- А кто вас послал ко мне? - спросил отец.
- Да парикмахер.
Нужно отдать должное нашему парикмахеру: его выдумкам не было предела, не говоря уже об умении убеждать людей. Это был веселый человек - мастер рассказывать небылицы, анекдоты и различные забавные истории.
Как-то раз он убедил двух мужчин в том, что, якобы, горздравотдел решил продавать пиво в аптеке. Вроде, это одно из лучших средств при фурункулезе, как и пивные дрожжи.
В один из дней двое мужчин пришли в аптеку, держа в руках кувшины. В аптеке было много народу. Эти двое обратились к отцу:
- Мы пришли за пивом, еще есть?
Отец все понял.
- Вы от парикмахера?
- Да, - ответили они.
- Уважаемые! Пару дней тому назад парикмахер прислал в аптеку человека за гвоздями.
Поднялся такой хохот…Народ долго не мог успокоиться. Отец вышел к ним, пожал им руки и просил передать привет парикмахеру.
В один из дней я заметил, что родители о чем-то беседуют, но как только я подошел к ним, они прекратили разговор. Я спросил у Сени:
- А что родители скрывают от нас?
Оказывается, отца призвали в действующую армию.
Вскоре он уехал. Мы получили от него письмо о том, что он принял аптеку в одном из воинских подразделений и находится в Польше, в г.Белостоке, и что скоро приедет за нами.
В начале 1940 года отец забрал нас. Мне было тогда 11  лет, а брату Сене - 13.
Я помню, что при пересечении границы с Польшей ночью нас разбудил громкий голос:
- Граница. Подготовить документы.
Мы въехали в Польшу. Для меня все было интересно, во всем сквозила разница. Дома, покрытые черепицей, вместо асфальта дороги аккуратно выложены камнем. Город очень чистый, с множеством конок, напоминающих кареты с кучером. Незнакомый нам язык и озабоченные, не очень улыбчивые лица.
Нас привезли на улицу Кирова, где поселили в четырехэтажном доме на самом верхнем этаже. Это был дом для семей военнослужащих. Этажом ниже жил майор-летчик. Соседи часто приходили к нам на чаепитие. Иногда принимали участие в решении моих домашних заданий. Я помню, как в одной задаче требовалось узнать, какой из двух бассейнов заполнится быстрее, если использовать трубы различного диаметра. Я уже засыпал, а они продолжали обсуждать возможные варианты решения.
Однажды майор-летчик сообщил, что получил разрешение на приезд его семьи из союза. Что сейчас большой объем работы - часть моторов для самолетов разобрана. Что как только ремонт закончится - он едет за семьей. Но никто представить не мог, что нас ожидало.

…Наш эшелон пропускали лишь тогда, когда был свободен путь. Никакого расписания движения поездов не было. В первую очередь пропускали составы, следующие на фронт: зачехленные орудия, танки и необходимое оборудование.
У нас с собой не было смены белья, не было запаса воды, не было и денег. На некоторых станциях были организованы пункты питания для беженцев. Но мы боялись отойти, потому что была вероятность отстать от поезда, так как не всегда объявляли об его отправлении. На одной из станций мама вышла, чтобы набрать воды. В это время наш эшелон начал движение, и когда мама это заметила, поезд уже набирал скорость. Она побежала следом, но поезд двигался все быстрей и быстрей. В последний момент она споткнулась о шпалу и упала.
Дверь нашего вагона была открыта, и все видели происходящее. Мы услышали крик мамы:
- Дети! Там мои дети!
Котелок с водой валялся далеко впереди нее, а подняться она не могла. В этот момент послышался дикий скрип тормозов. Это было так неожиданно, что мы не смогли удержаться и упали на пол. Поезд остановился. С нами вместе выбежали несколько человек, чтобы помочь поднять маму в вагон. Она была в ссадинах, белая как полотно. Оказалось, что машинист в самый последний момент заметил, что стрелка не была переведена, и остановил поезд. Мы были в таком стрессовом состоянии, что еще долго не могли прийти в себя.
Конкретно никто не знал, куда нас везут, но как только сообщили, что наш эшелон следует через Смоленск, решили остановиться там у сестры моей мамы.
Город был весь пересечен траншеями - их рыли жители. На следующий день после нашего приезда появились листовки. Населению предлагалось покинуть город.
И вот из города потянулись толпы людей. Мой рюкзак больно натирал плечо. Хорошо, что идти пришлось недалеко. Мы остановились на хуторе, откуда местный крестьянин два раза в месяц привозил молочные продукты жителям дома, где жила мамина сестра.
Ночью мы видели зарево - Смоленск горел. Хозяин дома разместил нас на полу - мы так устали, что хотелось поскорей заснуть. Был уже вечер. Фитиль настольной лампы был прикручен и в комнате царил полумрак. Хозяин куда-то вышел.
Вдруг раздался стук. Мама открыла дверь - на пороге стоял красноармеец. Он попросил воды и внимательно окинул взглядом комнату. Наконец, поблагодарив, он ушел.
Сразу после его ухода вернулся хозяин. По выражению его лица мы поняли: что-то случилось. Хозяин быстро закрыл дверь, сверху накинул засов. Подошел к маме и сказал, что в то время, когда к нам вошел красноармеец, сам он оставался в коровнике и видел, что помимо красноармейца были еще двое. Они стояли около коровника и говорили по-немецки.
Позже началась стрельба, мы слышали топот ног, и затем все стихло.
Утром мы стали собираться, чтобы вернуться в Смоленск. Все были в доме и помогали хозяйке готовить завтрак. Я с одним из пацанов играл на территории хутора. Вдруг за кустарником, где проходила дорога, мы услышали выстрел и звук мотоцикла. Выходить с хутора побоялись, но когда мотоцикл уехал, послышались стоны. Мы выбежали на дорогу.
Там лежала женщина на спине, одна нога почему-то была вывернута внутрь. Глаза ее были широко открыты. Колено было раздроблено и представляло собой сплошную рану - из нее сочилась кровь, стекая на дорогу.
Мы остолбенели. Ни слова выговорить не могли, ни с места сдвинуться - настолько были ошеломлены увиденным. У меня тогда начался нервный тик, который потом часто возвращался ко мне вместе с воспоминаниями о погибшей женщине.
Как выяснилось, эта женщина из соседнего села шла на хутор, чтобы предупредить о том, что немцы сбросили десант с солдатами, переодетыми в красноармейскую форму.
На следующий день мы вернулись в Смоленск. Оставаться у маминой сестры было негде. Кроме того, семья эта тоже собирались эвакуироваться.
Вскоре нам удалось попасть на поезд, который шел на восток. Конечной станцией был Свердловск. В Свердловске нам выдали необходимые документы и направили в г.Полевской.

Я и Сеня пошли в школу. В классе было холодно. Писали на газетах - в просветах между строчками. Но самое страшное было то, что мы голодали, и мысли, порой, были не в классе, а в булочной, в которой хлеба было, сколько хочешь. Мы с Сеней как иждивенцы получали хлебные карточки.
Откровенно  говоря, мы были в полном смысле нищими. Но природа помогала нам выжить - большим подспорьем были грибы, которые мы собирали в лесу, и дикий чеснок.
В Полевском состоялось мое знакомство со спортом. Как-то в день физкультурника объявили: кто будет участвовать в соревнованиях, получит  хлебную карточку. Я пришел в день соревнований и решил бежать 400 м, хотя понятия не имел о том, что это одна из сложных дистанций в легкой атлетике.
Дали старт, я вырвался вперед. Мысль о хлебной карточке понесла меня на всех парусах. Я действительно был впереди всех, но, увы, лишь первые 40-50 метров: мне не хватало дыхания, я почувствовал страшную слабость и больше ничего не помнил.
Очнулся я в медицинской комнате. Почему-то стены кружились, и я вновь закрыл глаза. Через некоторое время, когда я почувствовал себя лучше, то увидел, что рядом с кроватью стоит тумбочка, а на ней лежит хлебная карточка…

В 1945 году Сеню призвали в армию, а я с мамой поехал на Украину. Медработникам предложено было вернуться на освобожденную от немцев территорию. Мы попали в село Староверовка Харьковской области.
В один из дней наша соседка попросила меня помочь ей вскопать приусадебный участок. Я взялся за лопату, которую никогда не держал в руках. Зрительно мне показалось, что я быстро справлюсь. Но уже через несколько минут почувствовал, что мои ладошки просто горят.
Я посмотрел на них и увидел, что кожа в одном месте лопнула - стертое место причиняло боль. Еще через несколько минут таких потертостей было уже несколько. Я, превозмогая боль, закончил копать. Но лопату уже в руки взять не мог. Пока соседки не было, я взял ее под мышку и отнес к сараю.
Мне стыдно было показать соседке мои руки. Наконец, она появилась с полным кувшином молока. Я попросил ее поставить кувшин на скамейку - мол, посижу, отдохну немного. Когда соседка вошла в дом, я еле-еле поднял кувшин, прижал его наружными сторонами кистей к груди, и пошел домой. С каждым шагом молоко выплескивалось и заливало мне грудь.
Когда мама увидела мои руки, то ахнула. Но зато это был мой первый заработок и приобщение к трудовой деятельности.

…В 1952 году, по окончании Киевского института физической культуры я работал тренером по спортивной акробатике в спортивном обществе «Молдова». В течение года мне приходилось неоднократно выезжать со сборной командой на соревнования в различные города страны.
В одной из таких поездок к нам в купе вошел пожилой мужчина. Он был инвалид и тяжело передвигался. Билет у него был на верхнюю полку - надо мной. Я уступил ему свое место. Во время беседы он поведал о том, где воевал, и как ему ампутировали ногу.
Он спросил о моих родителях, я рассказал, что мой отец пропал без вести. Когда прощались, он пожал мне руку и сказал, что если отец воевал, то среди военных кто-нибудь что-либо видел или слышал о нем.
- Да ты, сынок, пиши снова в Бугуруслан (Центр поиска военнослужащих).
По приезду домой я рассказал жене о встрече в поезде с незнакомым человеком. Мысль о письме преследовала меня все время. Но ведь прошло уже 27 лет с момента начала войны.
Все-таки я написал письмо в Бугуруслан.
Через некоторое время я получил ответ, но не из Бугуруслана, а из Белоруссии. Письмо пришло от подполковника Алексея Ивановича Гусева. Он возглавлял группу поиска партизан и военнослужащих, участвовавших в боевых операциях Тарасово-Ратомской подпольно-патриотической группы под Минском. Оказывается, мой отец с воинской частью попал в окружение в тех краях, а затем уже воевал в рядах выше упомянутого формирования. Алексей Иванович Гусев приложил много усилий для того, чтобы получить всю необходимую информацию о тех событиях от местных жителей.
Спустя какое-то время наша семья получила приглашение в Белоруссию на открытие мемориала. Мама, я с женой и детьми поехали туда.
На высокой мраморной плите золотыми буквами написаны имена погибших. Фамилия отца стояла четвертой: САБЛЕР ЕФИМ ВЛАДИМИРОВИЧ.
Нам показали музей Тарасово-Ратомского подполья. Моя мама выступила на общей встрече в клубе со словами благодарности тем, кто помог сохранить память о нашем отце.
Через некоторое время Алексей Иванович Гусев прислал нам главы своей повести «О чем шумят березы», посвященные Тарасово-Ратомскому подполью.

…Все эти годы 3 апреля в моей семье и семье Сени зажигаются памятные свечи в память об отце.
И всегда перед глазами встает его встревоженное лицо там, перед отправкой эшелона, и вспоминаются последние слова, обращенные к нам с братом…

О событиях того периода знают наши многочисленные родственники и друзья. А имя Алексея Ивановича Гусева знакомо не только нашим детям, но уже взрослым нашим внукам. Если бы не он, нам бы ничего не удалось узнать об отце.
Буквально несколько дней тому назад, включив компьютер, я решил открыть Googlе, и был приятно удивлен: с экрана монитора на меня смотрел отец. Тут же - краткая информация о нем.
Оказывается, его имя внесено в электронную книгу памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом в Великой Отечественной войне - всего 50 997 фамилий.
Честь и хвала тем, кто создал эту книгу памяти!

Майами, Флорида.