Версия для печати

Первый панкейк комом!

Автор: 

Офис

Мой первый день на первой работе в Америке начинался, мягко говоря, хреново... Я не мог включить компьютер.
– Я надеюсь, ты не бомбу устанавливаешь?
Из-под письменного стола не было видно ног говорящего, значит, говорил кто-то из соседнего кубика. Ладно, кабель не нашел, пора выползать на свет божий. Посмотрим, кто это юморит. Он стоял, положив скрещенные руки на боковую стенку кубика, широко улыбаясь в пшеничные усы. Под два метра ростом, прическа а ля Депардье – в Голливуд его, да и только. На кого же он так похож? Парень протянул руку:
– Джеф Вулф, твой сосед.
– Привет, сосед. Меня зовут Владимир, или просто Влад. Сегодня мой первый день в компании.
– Я знаю, и могу поспорить, ты искал кабель от компьютера. Он у меня. Менеджер просил помочь тебе подключиться. Извини, я задержался – сумасшедший трафик.



Пока мы подключались, Джеф успел сообщить, что я – первый русский программист в компании, мы с ним в одной группе – «Медицинские счета», наш супервайзер Сюзен – дура, но не вредная, а менеджер Курт (ну, тот, кто с тобой беседовал и принял на работу) – классный мужик. Его офис напротив, и он обычно приходит к 10-ти.
– Ты во всем потихоньку разберешься. Сегодня твой первый день. Не парься – take it easy! Даже если что-то не так – не страшно. Как у вас говорят? «Первый блинчик колом!» Так?
– Почти. Колом – это первая рюмка водки. Откуда ты знаешь русский?
– Я много чего знаю. Ладно, любые вопросы – я рядом...
О, Джеф, мой болтливый сосед, тебе легко говорить «Не парься!» Мне так не хочется, чтобы мой первый день на работе стал последним. Если бы ты знал, чего мне стоило найти эту работу! Перед каждым выездом – сцена с картины неизвестного художника «Семья провожает кормильца на интервью». Я, в лучшем костюме, с «дипломатом», где кроме трех копий резюме ничего нет, женa с ребенком на руках у дверей, и выдох: «Ну, с Богом!» Шесть долгих месяцев поездок и возвращений ни с чем. Сколько раз мое резюме на моих глазах летело в мусорную корзину еще до окончания встречи? А мои друзья Леня и Гриша? Как я им в глаза посмотрю? Они готовили меня к этому дню лучше, чем Майка Тайсона готовят к его поединкам, разве что полотенцем перед носом не махали. Оба «старые» американцы – с конца 70-х, оба на хорошей работе: Леня – инженер, Гриша – программист.

– У тебя будет не резюме, а конфетка! КГБ носа не подточит, – говорил Гриша. – Вот: характер нордический (шучу), окончил университет по специальности программист (не шучу). «Сдадим наши посредственные знания на хорошо и отлично», помнишь? Здесь тот же принцип. Они знают, что наши компьютеры мы сперли у IBM. Вот и отлично, плюс языки те же. И неважно, чем ты пять лет занимался до отъезда. И неважно, верят они или нет. Главное, чтобы ты верил! Вошел твердым шагом, резюме протянул и сел, если предложат. Если не понимаешь, о чем речь, улыбайся и кивай головой. Да, все время смотри в глаза – любят, чтоб в глаза! Проще пареной репы! Мы все через это проходили.
– Вова, забудь про доставку пиццы и покраску домов, – учил Леня. – Конечно, живая копейка, но это дорога в никуда, это болото засасывает... У нас здесь кое-что есть, – говорил он, постукивая пальцем по голове. – Америка, в отличие от Союза, готова за это кое-что платить, и платить хорошо! Ты же не в общественном транспорте, а в своем шестицилиндровом красавце с кондиционером ездишь на поиски работы. Кайф! Учи язык Шекспира и Чарли Чаплина, учи каждый день! Это у них – до Киева, а здесь – язык до работы доведет! Увидишь, твой день придет!

И вот она – моя первая работа. Нет, господа хорошие, меня теперь отсюда клещами не вытащить!
За спиной кто-то кашлянул. Я оглянулся. Миловидная японка (а может кореянка) лет 35-ти, широко улыбаясь, протягивала руку лодочкой. Я чуть было не склонился в традиционном японском поклоне, но вовремя одумался и осторожно пожал ей руку.
– Сюзен Ямата – супервайзер, – сказала она (я это понял), положила два листика бумаги на мой стол и секунд тридцать что-то тараторила (я не понял ни слова). Закончив, она опять улыбнулась и выпорхнула из кубика.
Ну, вот и началось... Над перегородкой появилась ехидная физиономия Джефа. Он покрутил пальцем у виска и зашептал:
– Я тебя предупреждал, ее никто не понимает. Это она тебе задание принесла. Почитай, если что неясно, приходи в гости.
Я не успел прочесть и полстраницы, как из офиса менеджера раздалось:
– Влад, зайди ко мне.

Первый выход на ковер к начальству! Конечно, волнуюсь. Во время моего интервью Курт вел себя довольно странно. Задал всего несколько технических вопросов (которых я боялся больше всего), а потом долго расспрашивал о жизни: какая у меня семья, тяжело ли было уехать из Союза, когда и почему приехал в Штаты? Сейчас он вальяжно развалился в своем кресле, положив ноги на край стола. Широко улыбаясь, он указал рукой на кресло напротив себя. Ох уж эта широкая улыбка американцев. По приезде в Америку она удивляла, немного пугала, а порой раздражала. Когда незнакомый человек, идущий навстречу, улыбался, хотелось проверить ширинку или смахнуть с лица остатки еды. Они что, действительно рады тебя видеть? А может, мы из одной «страны непуганых идиотов» переехали в другую? Постепенно мы привыкли. Действительно, что лучше – мрачные лица с тяжелым взглядом усталых глаз или улыбка, словно говорящая: «Жизнь не так уж плоха, парень, улыбнись, вокруг тебя друзья»? А мы думали, что «Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз еще вернется!» – это песенка для детей и кузнечиков...

– Ну, как дела? Познакомился с командой?
– Пока только с Сюзен и Джефом...
– Ничего, успеешь. Народ у нас хороший. Тут, как в ООН: и Индия, и Мексика, и Польша. Теперь вот и Россия есть, – засмеялся Курт. – Да, кстати, ты знаешь, почему я решил взять тебя в компанию?
– Ну, наверное, потому что я хороший специалист?
– Какой ты специалист, ты еще должен доказать. Хотя я редко в людях ошибаюсь. – Он помолчал, убрал со стола ноги, а потом, немного наклонившись ко мне и понизив голос, продолжал: – Тут вот какое дело. Моя семья приехала в Америку из Германии сразу после войны, в 45-м. Отец воевал семь лет, офицер в танковом полку. Был в Польше, на Украине и в России. Он не СС, но сам понимаешь, это война, и приказ есть приказ. После войны отец решил, что ему и семье будет спокойней за океаном. Когда я подрос, он много рассказывал о войне. Думаю, его мучила совесть. Он очень сожалел, что участвовал в этой бойне и принес людям много горя. Отец умер от сердечного приступа в 65-м, ему было всего 55.

Я не мог понять, куда он клонит. Почему-то вспомнился Высоцкий: «Я сидел, как в окопе под Курской дугой...»
Курт продолжал:
– Я решил, возьму этого русского, может его душа там успокоится. – Он поднял палец вверх.
– Спасибо, что ты дал мне шанс. Думаю, твой отец одобрил бы это решение. Можно я пойду?
– Конечно. Извини, расчувствовался...

Блин, час от часу не легче! Какая-то метафизика? Поставить, что ли, свечу за упокой души отца Курта? Ладно, вернусь в кубик, подумаю. Но не тут-то было. На моем месте, закинув ногу за ногу (и, конечно, широко улыбаясь) сидел незнакомец. Черная бородка клинышком, очки в золотой оправе, остроносые черные туфли начищены до блеска – этакий посланец дьявола. Он встал и объявил, грассируя:
– Мистер-р-р Владимир-р-р, – затем представился: – Хуан Веласко – лучший программист компании, твой сосед слева.
Над правой стенкой появилось удивленное лицо Джефа. Хуан, указывая на него, добавил:
– Этот парень знает кое-что, но до Хуана ему, как до луны.
Джеф хмыкнул и исчез.
– Я к тебе по серьезному вопросу: ты что больше любишь? Дневную или Мичиганскую?
– Дневную газету?
– О, Боже, да лотерею, конечно. А-а, понимаю, коммунисты в такие игры не играли. Слушай, все очень просто: ты даешь мне пару долларов, я во время ланча покупаю хор-р-рошие билеты, а после ланча мы делим выигрыш! Ты, надеюсь, не собираешься работать здесь всю жизнь, как этот жадный Джеф?
Я вообще-то совсем не прочь работать, но – чем черт не шутит... Я протянул Хуану два доллара.
– Наш парень! Правильно решил!
Он взял деньги и ушел к себе в кубик.



Кафетерий

Ну, хорошо, а когда у них обеденный перерыв? С утра ни одной минуты покоя, а я еще даже работать толком не начал. Попытался разобраться с заданием, но из головы не выходил разговор с Куртом. Я был рад, когда ко мне в кубик зашел Джеф.
– Поздравляю, твой первый ланч. Пошли, я покажу тебе кафетерий.
– Я могу заскочить в туалет по дороге?
– Никаких проблем, он в конце коридора. Я подожду тебя.
Ну что ж, туалет первой категории, как во Дворце Съездов: мрамор, бронза, зеркала. Закончив бизнес № 1, я решил сполоснуть руки (как учили в автошколе). Раковина на месте, кран на месте, а вода где? Я подергал кран: вверх, вниз, в сторону – никакого результата. Ага, наверное, ручка под раковиной. Не-е-т, ничего. Через пару раковин, справа от меня, мужик мыл руки. Видно, заметив мои страдания, он шикнул, привлекая мое внимание. Когда я повернулся, он убрал руки из-под крана, и вода остановилась. Он подставил руки под кран – вода пошла! Вы не поверите – фо-то-элемент! Кто бы мог подумать? Стыдно, конечно, но раньше видеть такого не приходилось. Слава Богу, я здесь не с секретным заданием. Вы только представьте: Штирлиц в спущенных галифе, в сортире Канцелярии Третьего Рейха, не знает за что дернуть. И тут входит Мюллер... Полный провал! Юстас – Алексу: «Нам пиз..., пардон, каюк!» У радистки – внематочная, у Сталина – запор! Тихонов разжалован из народных и отправлен в самодеятельность Сыктывкарского фанерного завода. Так что, дамы и господа, перед выездом за границу ознакомьтесь с последними достижениями бытовой и туалетной техники!
– Ты что, душ принимал? – спросил Джеф, когда я вышел из туалета.
– Нет, только ноги помыл...
– Это, конечно, не Советская Армия, но времени на ланч совсем не много, и они не любят опозданий!
Как только Джеф упомянул армию, меня осенило! Ну, конечно! Он же вылитый Толик Уманец – командир Лугинской зенитной батареи – как я сразу не вспомнил? Тот же рост, глаза, усы. Добавить фуражку – близнецы!
Когда мы устроились в кафетерии, я продолжил армейскую тему:
– Слушай, ты, похоже, служил в армии, или я ошибаюсь?
– Я бы и сейчас с удовольствием служил, если бы не та страшная авария в Техасе, в 82-м... Во время ночных учений наша машина упала с моста – двое погибли, а меня и радиста комиссовали с тяжелыми травмами. Четыре года службы в Штатах, четыре года в Европе – все коту под хвост! А теперь инвалид Джеф Вулф программирует в Мичигане.
– Когда ты был в Европе?
– С 77-го по 80-й...
– Интересно, осенью 78-го наш танковый полк две недели стоял на границе с Польшей. Мы должны были ворваться в страну, раздавить Профсоюз «Солидарность» и всех, кто рискнул бы нам помешать. Москва была готова повторить Чехословакию 68-го. Уж не знаю, что у них произошло, но, слава Богу, нас вернули в казармы.
Джеф прекратил жевать и, казалось, что-то считал в уме.
– Я был в это время в Группе американских войск в Западной Германии. Никто не понимал, почему в середине 78-го нас начали гонять и тренировать, как сумасшедших. День и ночь. Ходили слухи: готовят десант в Польшу. Тогда никто не верил... Влади, ты представляешь, что мы могли встретиться в 78-м, и это могло бы плохо закончиться, очень плохо! – Вдруг он треснул кулаком по столу. На шум удивленно обернулись люди за соседними столиками, а одна девушка шутливо нахмурилась и погрозила ему пальчиком. – Все, решено! После работы пойдем в бар. Отметим твой первый день и то, что не встретились в Польше. Какой твой любимый бар?

– Любимый? Не знаю, как-то не до баров было в последнее время... Выбор за тобой, я только позвоню домой.
– Не смеши меня. Когда мужик идет в бар, он звонит домой оттуда и сообщает: к обеду не ждать, буду поздно, гуляем с друзьями. Понял?
– Так точно, сэр. – Я козырнул по-военному.
Мы вернулись в офис. На моем месте опять сидел Хуан. Он подождал, пока Джеф ушел к себе, и, когда мы остались одни, эффектным жестом швырнул на стол две 20-долларовые купюры.
– Твоя доля, как обещал! Сегодня повезло в Дневную. Признайся – это самые легкие деньги, что ты заработал в Америке. Он наклонился и зашептал:
– Когда грохнем Мичиганскую, скажем начальству, чтобы поцеловали нас – сам знаешь куда, и уйдем на заслуженный отдых! Держись Хуана, парень, – не пропадешь!
Вторая половина дня прошла на одном дыхании. Прибежала Сюзен, почирикала немного, и я понял, что идем знакомиться с нашей группой.
«Вла-ди-мир» она произносила, как «Бля-ди-мы», приятно удивив польку Терезу.
– Б...и так б...и, добро пожаловать в команду! – улыбнулась она.
Пакистанка Фатима из машинного зала долго что-то объясняла, но единственное, что я понял, – все вопросы решаются через маленькое окошко в стене.
– Плохой английский, – покачала головой Сюзен после нашего ухода.
В этой суматохе я едва успел позвонить домой. Жена, конечно, удивилась и была недовольна, но я наврал, что менеджер ведет всю группу в бар по случаю победы в соревновании отделов, и я не могу отказываться.


Бар

Ровно в пять над перегородкой показалась голова Джефа.
– Все, выключай шарманку, хватит валять дурака. Едем в «Вулли-Булли». Будешь ехать за мной. Что ж, первый день прошел неплохо! Имеем право расслабиться и отметить!
Вули-Були, Трали-Вали – какая разница? Через десять минут мы были на паркинге бара.
– Типичный бар Среднего Запада, тебе понравится, – сказал Джеф, когда мы заходили.
С момента приезда в Штаты я не был ни в одном баре или ресторане. Все, как в американских фильмах: по центру – длинная стойка с высокими барными стульями вокруг, справа – большой зал с двумя бильярдными столами, и зал поменьше слева – весь заполненный обычными столиками. В конце этого зала была маленькая сцена для музыкантов (сейчас на ней ничего не было, кроме барабанной установки с надписью «Вулли-Булли» на большом барабане), а над сценой висел большой экран (наверное, для показа фильмов). В это время дня в баре было пусто, и мы устроились у стойки. Перед заказом Джеф повернулся ко мне:
– Слушай, Влади, я знаю – ты при деньгах (вам с Хуаном сегодня повезло), но платить буду я. Я пригласил – я плачу!
Он повернулся к бармену:
– Две двойные водки и по пиву.
– Я не слишком разогнался? – спросил он меня.
Я не хотел утомлять Джефа рассказами о моих питейных достижениях. Пять лет университета и два года армии закалили меня и сделали (как утверждал капитан Ломидзе) «достойным партнером за грузинским столом». Как у всякого социального алкоголика, у меня были свои, жизнью проверенные принципы. Например, не смешивай (с чего начал, тем и продолжай), или закусывай (чтобы быстро не пьянеть) и т. д. Но главный: когда тебя угощают – не перечь и не перебирай, приемли и возрадуйся! Поэтому на вопрос Джефа я скромно заметил:
– Нормально. Ты сегодня командир – тебе и рулить.
Мы болтали про армию: что? где? когда? Про жизнь в Союзе и Европе.
Джеф не забывал заказывать:
– Два двойных шнапса и по пиву (я шнапс в Германии полюбил). Два двойных виски и по пиву (это наш Техасский вариант).

Мы сыграли на бильярде, и Джефу пришла замечательная идея: закадрить двух девиц, болтающих у стойки. Он представил нас как русских шпионов Влади и Дмитри, заказал всем по текиле и пиву. Девицы посмеялись, выпили с нами, но кадриться не захотели. Я думаю, что где-то в это время пары адской алкогольной смеси ударили мне в голову. Там что-то замкнулось, и я отключился. Вернее, перешел на автопилот: я двигался, что-то делал, что-то говорил, но вот что – совершенно не помню.

К действительности меня вернуло то, что кто-то кричал над ухом. Я огляделся и, должен признаться, что она – эта действительность – меня сильно напугала! Мы с Джефом стояли на одном из столов в той части бара, где была сцена для музыкантов и экран на стене. Вокруг нашего стола, да и за другими столиками, было полно народу. Джеф обнимал меня правой рукой, размахивал левой, и вещал, как глашатай на площади:
– Только одно выступление в «Вулли-Булли»! Проездом из Москвы! Певец Большого театра – Владимир!
Народ дружно зааплодировал.
– А ты кто такой? – рявкнул детина, сидящий у барной стойки. В бейсбольной кепке и футболке с эмблемой «Детройтских Тигров» – он явно не горел желанием слушать песни. Вот дать Джефу по челюсти и затеять потасовку – это другое дело.
– Я менеджер, – легко отпарировал Джеф. – Двигай сюда, дружище. Ты такого еще не видел!
«Такого здесь никто не видел и надеюсь, никогда не увидит», – подумал я. Джеф определенно чокнулся. Даже не обладая чутьем Паши Эмильевича, было ясно, что «сейчас будут бить, может быть, даже ногами». Хорошо, если дело закончится полицией, а вдруг из страны попрут?
– Ну, что будешь петь? – шепнул на ухо Джеф. Знаешь что-нибудь на английском?
Мне бы спрыгнуть со стола и рвануть к машине, ну в крайнем случае – спеть что-нибудь из Розенбаума, но нет, пары спиртого опять замкнули что-то в моем мозгу. Я сбросил с плеча руку Джефа (солист Большого все-таки!) и уверенно выдал:
– Битлс, «Желтая подлодка».
Джеф просиял:
– Вот это угощенье! Только для вас – Владимир исполняет песню Битлс!
Хлопали еще больше, чем в первый раз. Джеф, сложив руки рупором, крикнул бармену:
– Давай Битлс, «Желтая подлодка». Начнешь, когда я махну.
На большом экране над сценой вспыхнула фотография Битлс и надпись «Желтая подлодка» посередине. Ну конечно, проницательный читатель, вы уже догадались, что включили машину караоке. Но 30 лет назад я понятия не имел об этом народном развлечении и смотрел на экран, как баран на новые ворота. Джеф, правильно оценив ситуацию, решил объяснить процесс:
– Текст пойдет внизу, следи за Микки Маусом. Piece of cake! Держи микрофон. Он махнул рукой бармену.
«Что он плетет? Причем здесь Мышонок?! Причем здесь торт, в конце концов?!» От разгадки этого ребуса меня отвлекла музыка. Заиграли, как ни странно, «Желтую подлодку», но без слов. Первая строка куплета появилась на экране, а над первым словом вспыхнула... голова Микки Мауса?! Я запел и заметил, что башка мышонка запрыгала над текстом в такт музыке слева направо. Ага-а-а, до меня начало доходить... Я следил за мышонком – проклятый Микки словно заворожил меня. Как мыши за крысоловом у Братьев Гримм, так и я двинулся вправо за скачущим любимцем детворы. Два нетвердых шага по столу, и... я полетел. Полет, наверное, был недолгим, потому что я только успел услышать удивленный вздох зрителей: «О-о-х-х-х, в-а-а-у», и крик Джефа:
– Влади-и-и...
А затем, затем я упал на что-то мягкое. Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на коленях у дамы в джинсовой рубахе, в позе ребенка, которого собираются кормить грудью.
– Виноват, скользкий стол, – промямлил я.
– Не волнуйся, мой маленький русский певец! Я позабочусь о тебе, – сказала дама и прижала меня к теплой джинсовой груди.
О том, как Джеф «отбил» меня у дамы, как мы доехали ко мне домой (c третьей попытки), и как нас встретила жена, я узнал только на следующий день. А в тот момент, в баре, на руках у почитательницы моего таланта я подумал: «С концертом засада. Ну, первый панкейк – комом!» и... заснул.

Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии