КОНТУР

Когда я встретил Аню в аэропорту, она чмокнула меня в щеку и, протянув бутылку коньяка, сказала:
– Такой, как вы любите.
– Откуда вы знаете, что я люблю? – спросил я.
– По запаху определила.
– Когда?
– Когда вы к внукам пришли, помните?
Я поморщился. Разумеется, я помнил, но она могла бы и не начинать с этого свой визит в Миннесоту. Увидев мою недовольную физиономию, она тут же сменила тему и стала жаловаться на то, что ее вырвали из Нью-Йорка в самый неподходящий момент, и не дали даже времени на сборы.

Ее действительно позвали сидеть с внуками всего три дня назад. Моя дочь должна была уехать на курсы повышения квалификации, оставив на хозяйстве мужа, а ему надо было срочно использовать отпуск за прошлый год, и он решил ехать с ней. Я один с двумя внуками справиться не мог, поэтому и вызвали Аню. Предполагалось, что она будет жить с внуками и осуществлять общее руководство, а я быть на подхвате, то есть работать гувернером, шофером и охранником.
– Почему же данный момент неподходящий? – поинтересовался я.
– Мне надо уладить имущественные дела после развода и найти подходящую замену на освободившееся место, а для этого необходимо проинтервьюировать кандидатов, – ответила она, – но теперь придется делать это по телефону.
– Когда же вы все успеете, вы же собирались заниматься с внуками русским языком?

***
Три года назад, во время очередного визита в Миннеаполис, Аня пошла на выпускной концерт Левы. Это было его прощание с детским садом. После концерта она сказала, что Леву надо срочно учить английскому, иначе в школе он не сможет общаться со своими одноклассниками и станет изгоем, а для детей очень важно чувствовать себя в коллективе. Действительно, в школе первое время Лева дружил только со своими детсадовскими приятелями, однако очень скоро стал понимать и остальных. А со временем английский сделался его родным языком, и последний раз, когда Аня говорила с ним по телефону, на все ее вопросы он отвечал по-английски. Она поставила это на вид всем членам семьи, живущим в Миннеаполисе, и заявила, что, когда приедет сюда, сама проследит за тем, чтобы он не забывал родной язык.

***
– Да, я планирую заниматься с ними русским, – согласилась Аня, – но сначала расскажите мне, как они.
– По-разному, – ответил я. – Нина вся в вас: то и дело меняет платья, смотрится в зеркало, поправляет прическу и без умолку болтает, кстати, по-английски, а самое главное, очень любит подарки.
– Ну, что ж, если она так много говорит, я подарю ей игрушечный телефон. А Лева?
– А Лева в меня, совершенно не меркантилен, к подаркам равнодушен, и ждет от вас только яблочного пирога.
– Сегодня я уже не успею, мне надо разобраться и принять у Марины хозяйство. Она ведь завтра уезжает.

***
Доставив Аню, я поехал в школу за Левой, а когда он сел в машину, напомнил ему, чтобы бабушку он называл по имени, и говорил с ней только по-русски.
– А что, она по-английски не понимает?
– Понимает, но если ты хочешь получить яблочный пирог, тебе придется ее ублажить.
– Что такое ублажить? – спросил он.
– Делать то, что ей приятно.
– Ладно, – согласился он.
Это было маленькой победой. До недавнего времени по дороге из школы, когда он был пристегнут ремнями безопасности, и не мог от меня сбежать, я просил его рассказывать, что интересного у него произошло за день. Я требовал, чтобы он делал это по-русски, но после целого дня занятий в американской школе он либо не мог сразу переключиться, либо не хотел прилагать к этому усилия. Я настаивал, и ему это надоело. На все мои вопросы он стал отвечать односложно, а дома, делая уроки, выдавливал из себя русские фразы, только если ему требовалась моя помощь. Зато, когда приходили родители, он тут же бежал к ним и все рассказывал. По-английски. Мне это было очень обидно, я стал упрашивать дочь и зятя говорить со их детьми по-русски. Они мне обещали, но дальше обещаний дело не пошло. Оба тяжело и много работали, и им не хотелось воевать с собственными детьми, тем более что русский язык для них не был приоритетом.
А для меня был. Я стал учить Леву читать. Прогресс был очень медленный, и для того, чтобы он не забывал того немногого, что уже знал, я начал брать в библиотеке познавательные книги для детей и читал их ему на ночь. Часто Лева засыпал, а я оставался в его комнате, дочитывая очередную книжку, потому что в ней кратко, простым языком рассказывалось о каком-нибудь известном человеке или не очень известном событии. Я настолько полюбил книги этой серии, что с удовольствием брал их для себя, успешно заполняя пробелы собственного образования.

***
Как только мы с Левой выехали на скоростную дорогу, раздался характерный сигнал пожарных машин, и Лева попросил меня поехать за ними, потому что ни разу не видел, как горят дома и как пожарники спасают людей.
Я остановился на обочине и ответил, что пожарникам все должны уступать дорогу. И если я нарушу эти правила, меня задержат и долго будут выяснять, кто я такой, а мы не можем терять время, потому что дома нас ждет бабушка.
– Бабушка у нас будет еще несколько дней, поедем, – упрашивал он.
Я стал его отговаривать и, в конце концов, он неохотно согласился.
Когда мы приехали, он обнял Аню, ответил на все ее вопросы и, выслушав похвалы в свой адрес, набрал на планшете слово «пожар». Выяснив, что в окрестностях 25 миль никакого пожара нет, он понял, что зрелище отменяется, и решил посмотреть его на компьютере. Вновь набрав слово «пожар», он щелкнул на линк, и тут же какой-то певец загнусавил, что у него в душе пожар, что он сгорает от любви, и страсть его может потушить только секс с любимой. Исполнение сопровождалось соответствующими картинками. Лева уставился в планшет, а Аня, услышав песню, подошла к нему и спросила:
– Ты можешь найти эту песню на русском языке?
– Нет.
– Попробуй, я ведь тоже хочу знать, о чем поет этот сморчок.
– Что такое сморчок? – спросил Лева.
– Да ты не знаешь простых слов! – воскликнула Аня в притворном удивлении. – Сморчок – это такой гриб. Маленький и противный, который даже есть нельзя. Я вижу, что тебе надо серьезно заняться русским языком.
– Я и так его учу, с дедом.
– Ты умеешь читать?
– Немного.
– Что значит немного? Ты должен читать много.
– Ну, если не читать, то хотя бы говорить по-русски, – поддержал я, понимая, что Аня затеяла разговор о чтении, о сморчке и о русском языке, чтобы отвлечь внука от экрана.
– Почему же не говорю, – возразил Лева, – а в машине?
Аня вопросительно посмотрела на меня, и я рассказал ей об ушедших в прошлое уроках Левы по пути из школы домой.

***
На следующий день, забрав Леву из школы, а Нину из детского сада, я повез их на гимнастику. Занимались они в новом спортзале, в который переехали после того, как два воспитанника спортклуба стали призерами первенства Америки. Хозяин клуба разрекламировал их успех во всех местных СМИ, и, рассчитывая на приток новых клиентов, арендовал другое здание. Оно было гораздо больше прежнего, и дети, ожидая начала занятий, разминались прямо в коридоре. Один делал стойку, другой мостик, третий колесо, четвертый сальто, а пятый все это подряд. Я пытался найти знакомых среди их родителей, но вместо этого увидел очень необычную пару. Это был худенький мальчик возраста Левы и женщина, больше похожая на слониху, с той только разницей, что шла она не на четырех ногах, а на двух. Ей явно не хватало точек опоры, потому что передвигалась она медленно, неловко переваливаясь при каждом шаге.

В современной Америке избыточный вес – очень распространенный недуг. Я встречал здесь много толстых людей, но такую особу видел впервые. Живи она в Советском Союзе, ее бы задразнили. Даже меня в детстве называли толстым. Точнее, так называл меня только один мальчик, который перешел к нам из другой школы. Каждый раз, когда он меня дразнил, я бросался на него с кулаками. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы его не перевели в параллельный класс. Мы с ним стали сталкиваться гораздо реже, и насмешки прекратились, но психологический урон был нанесен, и для того, чтобы похудеть, я начал следить за тем, что и сколько ем. Со временем это стало привычкой, которой я не изменяю и по сей день, так что благодаря своему бывшему однокласснику я и теперь в хорошей форме. А вот он сильно растолстел, и во время последней встречи жаловался мне, что лишний вес доставляет ему много хлопот, что его не подпускают к внукам. Вредина-невестка боится, что в случае необходимости он не сумеет за ними угнаться, а если поскользнется и упадет, то покалечит и их, и себя.

Между тем женщина-слон уронила сумку и, пытаясь поднять ее, упала. Я подбежал к ней и вместе с каким-то папашей помог ей подняться.
Вскоре открыли спортивный зал, и дети стали перебегать от одного снаряда к другому, занимаясь на тех, которые им больше нравились. К несчастью, сын слонихи оказался одноклассником Левы. Я сказал Леве, чтобы он держался от него подальше, потому что рядом с ним крутится его мамаша, а если она упадет, то может его покалечить. Тут же, воспользовавшись моментом, я добавил, что теперь он видит, как полезно знать русский язык. Ведь сейчас нас никто не понимает, а если бы эта женщина поняла, то, наверно, обиделась бы, а может, даже в суд на меня подала. Лева, уже знакомый с правилами политкорректности, кивнул, но все равно продолжал отвечать мне по-английски. На русском он говорил только с Аней. Вероятно, очень сильно было желание поесть яблочный пирог. Я же внимательно наблюдал за женщиной-горой, и когда она приближалась, старался встать между ней и своим внуком. Я даже хотел сказать ей, что сам послежу за обоими мальчиками, но опасаясь, что она воспримет это как оскорбление, промолчал. К концу занятий я был изрядно вымотан, и, вспомнив, что через несколько дней мне предстоит везти детей на каток, мысленно охнул. Дома я сказал Ане, что если она хочет покататься с внуками на коньках, я с удовольствием уступлю ей эту честь. Неожиданно Аня согласилась. Вероятно, претендентов в мужья оказалось немного, и она уже проинтервьюировала всех желающих.

– А вы умеете кататься? – спросил я.
– Да, – ответила она, – мой первый муж был мастером спорта, и я иногда ездила с ним на сборы. Если бы мы не развелись, я, наверно, каталась бы до сих пор.
– Зачем же вы развелись?
– Он был алкаш, а когда я уговаривала его завязать, повторял, что мастерство не пропьешь. Я с удовольствием поеду на каток, но только с вами, потому что одна за детьми не услежу.
Я согласился. В молодости я вполне сносно катался. Я умел правильно упасть и быстро остановиться. Конечно, было это давно, но все-таки я надеялся, что не ударю перед своей родственницей лицом в лед.

***
Поначалу на катке я чувствовал себя не очень уверенно, но вскоре с удовольствием обнаружил, что не только нормально передвигаюсь, но даже могу увернуться от конькобежцев разного пола и возраста, которых оказалось слишком много. Лева встретил своих одноклассников и стал играть с ними. А Нина после нескольких минут катания сказала, что устала, и попросила взять ее за руку. Я с удовольствием выполнил ее просьбу, и, скользя рядом, вспоминал детство, когда крытых стадионов почти не было, и мы могли кататься только зимой, на замерзшем пруду. Тогда даже некоторые игры чемпионата страны по хоккею проходили под открытым небом...

Толчок какого-то невнимательного малолетнего конькобежца застал меня врасплох. Я не удержал равновесие и упал, увлекая за собой Нину. В последний момент я успел перевернуться так, что внучка оказалась на мне, и подумал: «Мастерство не пропьешь». Нина от страха и неожиданности заплакала, а я стал ее успокаивать, хотя сам очень чувствительно приложился ко льду. К нам подъехала Аня и спросила у внучки, что у нее болит. Нина продолжала плакать, видимо, не зная, какое место указать, и Аня недовольно посмотрела на меня. Наверно, она хотела произнести что-то обидное, но в этот момент ей позвонили. Она достала телефон, взглянула на экран и расплылась в улыбке, затем ангельским голоском проворковала «слушаю», и отъехала так, чтобы ее не было слышно.

Я с внуками катался еще около часа, а Аня все это время разговаривала. Дома она выяснила у моей дочери, где та стрижется, и позвонила парикмахеру, но оказалось, что у него все расписано на месяц вперед. С большим трудом она уговорила мастера принять ее рано утром в последний день своего пребывания в Миннеаполисе.

Это был напряженный день: утром я должен был отвезти Аню в парикмахерскую, Нину – в детский сад, а Леву в школу. Аня подняла детей гораздо раньше обычного, и Нина стала капризничать. Она заявила, что никуда не пойдет. Я пытался ее уговорить, но все было бесполезно. Аня в это время переодевалась у себя в комнате. Она слышала наш разговор, и, выйдя к нам, сказала:
– Нина, хочешь оставаться дома – пожалуйста, но твои родители заплатили за детсад, и если ты не поедешь, то поеду я, а ты уберешь дом и приготовишь нам обед. Сегодня я планировала сварить борщ, и сделать жареную картошку…
– А мне яблочный пирог, – добавил Лева по-английски.
– А тебе яблочный пирог, – согласилась Аня, – но только, если ты попросишь меня об этом как следует.
Лева не успел исправиться, потому что Нина закричала:
– Не останусь, я сейчас позвоню маме, я ей все расскажу, она приедет и вас накажет.
Она взяла игрушечный телефон и, мешая английские слова с русскими, начала жаловаться на то, что на нее никто не обращает внимания, что дед на ночь читает Леве книги и мешает ей спать, что баба Аня целыми днями разговаривает по телефону, а ее заставляет убирать дом и готовить еду. А теперь она вообще собирается вместо нее пойти в детсад. Лева тоже ее все время обижает, в прошлый раз он съел ее долю пирога, а теперь заставляет ее испечь ему другой.
– Хорошо, – сказала Аня, когда Нина излила душу, – если ты пойдешь в детский сад, я сама сделаю пирог и дам тебе самый большой кусок.
Это предложение успокоило Нину, и она вместе со всеми пошла в машину.

По дороге Аня сказала, что после парикмахерской вернется на такси, но точно не знает, когда именно, потому, что ей надо еще зайти в пару магазинов и купить новое платье.
Перед тем как я собирался поехать за Левой, она мне позвонила.
– Я сейчас нахожусь недалеко от Левиной школы, – сказала она, – заберите меня, пожалуйста, вам это по пути, – и дала мне адрес.
Это было совсем не по пути, но спорить я не стал. Я остановился около магазина одежды. Аня загрузила в багажник несколько коробок, затем села сама.

Вскоре мы подъехали к школе, и когда Лева сел в машину, она сказала:
– Левушка, сегодня я уже не успею испечь тебе яблочный пирог, но когда ты приедешь ко мне в Нью-Йорк, я обязательно тебя угощу, а сейчас… – она задумалась и сделала паузу, не зная, что ему предложить взамен.
– А сейчас угости меня деньгами, – сказал он по-русски.