КОНТУР

В эту песню я влюбился еще в детстве. Наш репродуктор бакинской городской радиосети очень часто передавал эту песню в исполнении знаменитого Сергея Лемешева.
Запоминающаяся мелодия с интригующими словами «Скажите, девушки, подружке вашей», да еще в таком прекрасном исполнении, не могла пройти мимо такого романтика, каким был (и остался!) я. Мне тогда даже в голову не приходило, что песня, оказывается не русского происхождения
Страстная, широко разливающаяся мелодия песни родилась в далеком 1930 году у неаполитанского композитора Родольфо Фальво и стала его самым известным шедевром. Следует отметить, что неаполитанский язык несколько отличается от итальянского, поэтому и существует такое понятие, как «неаполитанская» песня.
Автором же стихов был очень скромный и добродушный поэт и певец-тенор Энцо Фуско – человек с душой тонкой и ранимой.

Необходимо упомянуть, что Dicitencello vuje по-русски переводится как «Скажите вы ей». Суть содержания слов – это отчаянное признание в любви неаполитанца любимой женщине, выражаемое им косвенно , то есть посредством обращения к подругам возлюбленной с просьбой передать ей, что он потерял сон, мечтая о ней, что его страсть к ней, подобно цепи, сковала его и не дает его душе покоя, а сказать ей об этом он сам не решается…
И только в последнем четверостишии герой признается в своих чувствах непосредственно самой любимой женщине, а увидев в ее глазах слезы, умоляет ее «снять маску» и признаться в ответной любви к нему.
В 1936 году в СССР была выпущена версия песни на русском языке под названием «Скажите, девушки, подружке вашей» в переводе советского поэта Михаила Улицкого. В этом же году песня была записана на грампластинку в исполнении солиста ГАБТа СССР Сергея Лемешева (1902–1977) в сопровождении оркестра ВРК под управлением профессора А. И. Орлова.

Песня мне стала совсем близка, когда однажды, при очередном ее исполнении по радио, я заметил, что моя бабушка украдкой вытирает слезы. Я знал бабу Риву как стойкую женщину, выдержавшую все трудности эвакуации, и потому весьма удивился такой реакции. И баба Рива, вперемешку со слезами, рассказала, что до войны у них на квартире собиралась молодежь во главе со старшим сыном Лелей. Он учился в Бакинском художественном училище, а моя мама училась в музыкальной школе по классу вокала. Компания была дружная, музыкальная и веселая. Друг Лели Боря, кроме того, что ухаживал за мамой, обладал еще и приятным тенором. Вот он-то и исполнял эту песню, намекая на свои чувства к маме. Дурачась, Борис переиначивал название на «Скажите, девушки, бакинке вашей».
Бабушка, слушая эту песню, всегда вспоминает эту теплую компанию молодых людей, собиравшуюся на их квартире по улице Первомайской, и любимого первенца – гордость семьи Лелю, погибшего в дни блокады Ленинграда. Война разбросала всю компанию. Мама до войны вышла в Симферополе замуж, но недолго длилось счастье молодых – папа в этой войне погиб.
Однажды, через 10 лет после войны, совершенно случайно бабушка встретила Борю. Оказывается, он продолжал жить в Баку, женился, у него был сын моего возраста. Разумеется, Боря пригласил всю нашу семью. Конечно, были воспоминания, слезы и... песня. Та самая – «Скажите, девушки, подружке вашей». За пианино была моя мама, которая играла мелодию на память, а пел, конечно, Боря, тем самым мягким приятным тенором.

Ревели все, и я в том числе. Мы еще долго дружили семьями, пока судьба снова не распорядилась нашими путями.
Уже будучи в Америке, я прослушал на оригинальном языке песню Dicitencello vuje, входившую в репертуар таких прославленных оперных певцов, как: три тенора  – Пласидо Доминго, Хосе Каррерас и Лучано Паваротти, а также Тито Гобби, Джузеппе Ди Стефано, Марио Ланца, и многих других.
На языке оригинала песню исполняли такие советские и российские исполнители, как Муслим Магомаев, Дмитрий Хворостовский, Олег Погудин.
Поскольку эта песня заняла большое место в моей жизни, я решил устроить собственный конкурс на лучшее исполнение песни всеми вышеперечисленными певцами. Чтобы не было предвзятости в моем выборе, я пригласил поучаствовать в «жюри» любительницу классической музыки – мою супругу.
Конкурс был длительный, спорный, но справедливый. Трудно было среди лучших маэстро мира определить самого-пресамого. Но «жюри» было принципиально-строгое и не поддавалась сиюминутным эмоциям.
Когда спор принимал соотношение один к одному, в правило вступало преимущество женской половины. Мы не торопились и за три дня прослушали три тура.
Наконец финал. Он может оказаться неожиданным для читателя, но в случае несогласия каждый может провести свой индивидуальный конкурс. Это очень просто и доступно!
Итак, «высокое жюри» определило победителем конкурса итальянца Тито Гобби. Главную роль в этом выборе сыграл просмотр фрагмента итальянского кинофильма «Без ума от оперы». Фильм был создан в 1948 году режиссером Марио Коста. Фильм в СССР шел под названием «Любимые арии». В фильме были собраны величайшие и лучшие певцы Италии: Джино Бекки, Тито Гобби, Беньямино Джильи, Мария Кантилья, Тито Скипа.
Сам фильм был «так себе» – комедия, мюзикл, как, впрочем, многие фильмы того времени. Главным козырем фильма было участие в нем молодой, но уже популярной актрисы Джины Лоллобриджиды и известного оперного певца Тито Гобби. Время выхода картины на экраны Советского Союза, 50-е годы прошлого века, я, видимо, проморгал, посещая танцплощадки, и потому знал Тито Гобби как певца больше понаслышке. По радио транслировали только советских оперных певцов, которых, кстати, было предостаточно.

Позже я познакомился с творчеством Тито в фильме «Паяцы», где он играл и пел роли сразу трех героев оперы: Тонио, Сильвио и Пролога. Вот когда я впервые узнал о замечательном певце и услышал его великолепный бархатный баритон.
Уже после победы Тито в нашем домашнем конкурсе я, разумеется, заинтересовался биографией победителя. Я не буду ее приводить, поскольку это отдельная статья, а просто расскажу один интересный случай из биографии певца, который мог резко изменить благополучие Тито Гобби.
В апреле 1941 года Театро Реале, где работал Гобби, выехал на гастроли в Берлин. Гастроли прошли успешно, и труппа театра была приглашена на прием в дом министра пропаганды д-ра Геббельса. После обильной выпивки и закуски Тито похвастал своей коллеге Джанне Педерцини, что он обладает удивительным даром: если он будет долго смотреть кому-то в спину, то этот человек непременно к нему обернется. Тито тут же продемонстрировал свой дар: долго смотрел в спину разным людям, и они, на удивление, оборачивались и ловили его взгляд. Тогда коллега, шутки ради, предложила попробовать этот фокус на самом д-ре Геббельсе, втором человеке рейха.
Гобби, находясь под воздействием алкоголя, тут же вцепился взглядом в спину Йозефа. Рейхсминистр действительно повернул голову и поймал взгляд Гобби. Джанне показалось мало этого, и она в возбуждении прошептала другу: «Это невероятно, попробуй еще раз».
Гобби, не думая о последствиях, храбро повторил свой номер – на этот раз Геббельс не только обернулся, а направился через всю комнату к певцу.
Гобби не растерялся, и когда Геббельс подошел к нему, сказал:
– Господин доктор Геббельс, я не собираю автографов, но в память об этой встрече прошу вас дать мне автограф.
Геббельс обещал прислать Гобби свою фотографию с автографом. Гобби хотел было дать Геббельсу адрес своей гостиницы, но тот остановил его и сказал:
– В этом нет никакой нужды. Мы знаем о вас всё.
Через несколько дней Геббельс лично явился в гостиницу и подарил Гобби свою подписанную фотографию в рамке.

Когда немецкие войска оккупировали Рим, семья Гобби укрыла у себя в квартире двух беглецов из гитлеровских лагерей – американца и южноафриканца. Вот что пишет Тито Гобби: «Мы приняли их как могли, и спрятали в большом шкафу, и тут раздался громкий стук в дверь. Я открыл дверь – за ней стоял немецкий офицер довольно свирепого вида. С ним были двое или трое солдат, один из них – с автоматом.
– Мы пришли за вами. Вы должны участвовать в радиопередаче для Вермахта, – пояснил офицер.
Он без моего разрешения пересек комнату, сорвал занавеску, закрывающую мои книги и ноты, и стал вынимать и рассматривать их. Некоторые ноты он тут же бросал на пол, приговаривая:
– Мейербер – грязный еврей! Мендельсон – еще один грязный еврей! Бизе – грязный реакционер!
– Вы так думаете? – спросил я. – Я же считаю, что они писали прекрасную музыку, и это – главное.
– Заткнитесь! – закричал офицер и повернулся ко мне. И тут он увидел подписанную фотографию д-ра Геббельса.
Его реакция была моментальной и почти невероятной. Он щелкнул каблуками, протянул руку к фотографии и прокричал: «Хайль Гитлер!»
Затем опять повернулся ко мне и уже совершенно другим голосом произнес:
– Я не знал, что вы – друг заместителя фюрера.
– Не знали? – засмеялся я скромно в ответ, не отрицая, но и не подтверждая такой чести.
Офицер же скомандовал солдатам:
– Немедленно поднимите эти книги и положите на место. Быстро!
– Я надеюсь, что вы пойдете со мной и споете для нас на радио».
Портрет Геббельса помог певцу избежать пристального внимания гитлеровцев. Двух беглецов, которых Гобби прятал в шкафу, он отвел потом в швейцарское посольство. Позднее он узнал, что американец благополучно добрался в Штаты, а южноафриканец – к себе на родину.
Как пишет Гобби, странные события случаются не только в операх.

А я подумал – действительно странные события: не полюбил бы я неаполитанскую песню, которую исполняли в мамином кругу, не познакомился бы я с великолепным баритоном Тито Гобби.