КОНТУР

Как только я вошла в номер Арье, тонкий аромат отеля «Царица Савская» окутал меня нежным фимиамом. Я включила свет. Номер был «девственным». Стоял нетронутым, начищенным до блеска с тех пор, как его утром убрали. Просторная двуспальная кровать с белоснежными простынями и светлым шелковистым покрывалом, туго натянутым поверх простыней. Кровать светилась ярким символом богатства и респектабельности. Я вдохнула аромат пышной балюстрады подушек, уложенных белыми облачками под широкой картиной голубого неба и синего моря. Картина в совокупности с мощной спинкой кровати, выполненной из дорого сорта светлого дерева, излучала образ спокойного счастливого сна.

И грустнейшая мысль распласталась над созерцаемой мною идиллией: «Все как всегда – поселяют в дорогую гостиницу, а потом заставляют бегать по запланированным мероприятиям, да еще на море успеть хочется, так что совершенно не остается времени побыть в «богатстве и респектабельности». Так и у нас в учреждении происходит на всех корпоративных семинарах». И я отправилась на балкон. Очень хотелось курить.

Как только я открыла балконную дверь, сразу бросился в глаза красный купальник. В точности того же цвета, что и ноготок Сони, которым она указывала Арье концерт знаменитого певца в программе семинара. Значит, Сонечка решила посушить свой купальник на его балконе… Столь загадочный трюк охмурения мужчин не фигурировал даже в «Руководстве для стервы». «Очевидно, Сони отличается невероятной изобретательностью», – подумала я. И вдруг меня осенило. Вернулась в комнату, открыла платяной шкаф и, конечно, увидела весь гардероб «коллеги» Арье! Ах, вот как он «купил» семинар! Сони поехала бесплатно от учреждения, а его взяла в пару. Это всегда предусматривается. Второй человек должен заплатить за проживание в гостинице, но значительно меньше, чем если бы он оплачивал «не в рамках семинара». Вся остальная программа предоставляется напарнику бесплатно, включая этот дорогущий концерт на «Коралловом рифе». И напарник, в отличие от работника учреждения, посещает мероприятия по желанию. Напарник ничего не обязан. «Виртуозно, – подумала я, – он действительно купил семинар, он даже не врал мне, когда произнес это».

Поставила будильник в сотовом на одиннадцать сорок. И на всякий случай позвонила на ресепшен, чтобы разбудили в это время. До автобусной станции ехать пять минут, а такси круглосуточно дежурят возле «Царицы Савской». Легла на кровать со стороны открытой балконной двери, и сразу возникла мысль: «Интересно, на чьем месте я улеглась? Сонечкином или Арье?»
– На своем месте, – зазвучал вдруг в голове голос Раза. – Там, где ты находишься сейчас – единственное место, где ты могла бы оказаться в это мгновение. Там, где ты есть здесь и сейчас, – там твое истинное место».

Он говорил мне это и в первый день моего приезда к нему, и прошлой ночью на пустынном берегу моря возле костра. Господи, как там было хорошо! Только я и он, и серебряная лунная дорожка на черной глянцевой воде, и ласковое потрескивание сухих веток кипариса в огне.
– Ты всегда можешь вернуться туда, где тебе было хорошо, – снова зазвучал голос Раза, – тебе дана память, чтобы вернуться туда, где было хорошо. Человек находится там, где находятся его мысли. Но ты можешь управлять мыслями. Ты можешь направить мысли туда, где тебе было хорошо».

Раз повторял эти слова до тех пор, пока не увидел в моих глазах Осознание произносимого им, но только сейчас я вдруг поняла, что он подарил мне волшебный ключ к блаженству.
«Это же так просто! Я могу снова быть с ним там! Достаточно всего лишь вспомнить и направить туда мысли».

Я закрыла глаза и мгновенно перенеслась в прошлую ночь. Это оказалось так приятно! Так же приятно, как наяву. Я снова сидела на белом пластиковом стуле, который Раз нашел для меня на берегу. Он сидел на песке, облокотившись спиной о мои колени, и ворошил палкой горящие ветки кипариса. От каждого прикосновения к веткам сверкающие золотые искры рассыпались вокруг. Я перебирала его мягкие волосы и купалась в ласковых волнах теплого воздуха, струящегося от огня. Ах, если бы это могло продолжаться вечно! Но вместо того, чтобы насладиться этим еще хотя бы несколько секунд, я вдруг сказала:

– Расскажи мне еще о Малии.
– Жаль потерять тишину, – ответил он.
– Потерять тишину?
– Она расскажет тебе гораздо больше, чем я. И не о Малии, а о тебе самой, Вирсавия. Потому что ты – это самое главное.
«Я для него – самое главное!» – мое сердце затрепетало от его слов! Казалось, оно просто выскочит из груди от счастья! «Самое главное для него – это я! Значит, он увидел во мне свою вторую половину!» Обвила его шею руками, прижалась губами к шелковистым волосам и прошептала:
– Это правда? Я для тебя самое главное?!
Раз молчал. Продолжались долгие секунды, ощущаемые так же реально, как треск веток, но он медлил с ответом. Наконец, отложил палку и взял мои ладони в свои.
– Это правда? – опять прошептала я, не в силах дождаться ответа.
Он поднял мои руки так осторожно, словно они были сделаны из тончайшего стекла. Развернул запястьями вверх и соединил вместе как чашечку цветка. Я увидела настоящую чашечку лилии, только не снаружи, а изнутри. Наши пальцы превратились в лепестки. В основании чашечка была темной, постепенно светлела, а на кончиках ее лепестков играли золотые отблески пламени.
Никогда я не видела такого удивительного цветка! Он был живой, настоящий! В нем пульсировала наша кровь и трепетала наша страсть. О! Если бы я умела слушать мудрую тишину хотя бы несколько секунд. Но мысль, что Раз уже делал такой цветок с другими женщинами разрушила волшебство. Тишина ничего не говорила мне, более того она вызывала мучительные сомнения. Лилия из наших ладоней была прекрасна, но она ничего не значила по сравнению с его словами. Единственное, что могло бы убедить меня, – это положительный ответ Раза. И я опять спросила:
– Это правда? Я для тебя самое главное?!
– Сейчас – да, – наконец ответил он.
– А завтра?
– Завтра – нет.
Встал.
– Костер догорает. Надо еще веток принести. Скоро вернусь.

Через несколько секунд его силуэт скрылся в темноте, и я снова повернулась к огню. Языки пламени стелились по песку вокруг обугленных веток. Я смотрела на них и думала, думала, думала, что еще можно предпринять, чтобы и завтра тоже я была для него самым главным.
«Здесь, возле моря и костра, царствует мудрая тишина. Она расскажет тебе гораздо больше, чем я», – снова вспомнились слова Раза.

Подняла голову в высокое звездное небо и отчаянно прошептала:
– Мудрая тишина! Пожалуйста, расскажи мне про меня! Я тебя очень прошу! Расскажи мне про меня то, что я должна сделать, чтобы Раз увидел во мне свою вторую половину! Мудрая тишина, умоляю тебя, помоги мне! Расскажи мне про меня! Пожалуйста! Я знаю, что ты можешь! Ты можешь! Прошу тебя, пожалуйста, препожалуйста, препожалуйста, препожалуйста…

Слова «пожалуйста, препожалуйста, препожалуйста», написанные почерком первоклассницы много-много раз на всю тетрадную страницу, возникли перед моими глазами. Это был мой почерк и мое письмо к маме с папой, в котором я умоляла их забрать меня из пионерского лагеря. Я смотрела на неровные круглые буквы, то большие, то маленькие, и опять писала их, словно вновь сидела там, под соснами, за деревянным столом, залитым июльским солнцем. Я даже ощущала шершавую поверхность стола. Он был сделан из плохо отесанных сосновых досок, и стержень шариковой ручки то и дело проваливался в зазубрины. Я ощущала эту трудность, это препятствие, которое не позволяло плавно вести стержень по листку в клетку, вырванному из школьной тетрадки. Шариковая ручка то и дело зацеплялась и проваливалась.
– Прости меня, доча, – вдруг услышала голос папы.

Подняла голову от детских слов, от этих бесконечных «пожалуйста-препожалуйста», и увидела папу. Он сидел напротив меня за столом точно таким, как я всегда видела его дома в детстве: голый до пояса. В синих рисунках. С Лениным на левой груди. Ленин был самым большим рисунком.
– Папа… – прошептала я.
Мне очень хотелось броситься к нему, чтобы он обнял меня крепко-крепко, но какая-то сила удерживала на сосновой скамье.
– Прости меня, доча, – снова сказал он.
– За что? – спросила я.
– Ты знаешь, – ответил он.
– Я не знаю.
– Ты знаешь, – твердо повторил папа, – но не помнишь. Не помнишь, потому что детское сознание спрятало рану очень глубоко. Тебе предстоит открыть эту рану и простить меня, только тогда рана исцелится навсегда.

Я смотрела в папины синие глаза, точно такие же, как у меня, ведь я – копия он! Так всегда все говорили. Ощущала безграничную радость, что вот он здесь! Рядом со мной! И совершенно не понимала, за что я должна его простить. Мне только хотелось, чтобы он быстрее закурил свой Беломорканал, потому что без папиросы мне не хватало моего папы всего целиком. Моего настоящего папы. И как только я об этом подумала, он достал пачку папирос и закурил. И сразу стал настоящим!
– Тебе понравилась моя проверка Арье на вшивость? – спросила я, ожидая самой высокой оценки и похвалы.

Но папа молчал. Мне так хотелось, чтобы он похвалил меня! Два слова: «Молодец, доча!» означали для меня все! Я жаждала услышать папин восторг, папино признание, но папа молчал.
– Он же дал мне ключ от номера! И я узнала, что этот архитектор полное дерьмо. И было так весело! И поспать перед дорогой на мягкой кровати – наслаждение!
– Ты не можешь сделать проверку на вшивость, – наконец ответил папа.
– Почему?
– Потому что у тебя у самой вши.
– У меня вши? Ты никогда не говорил мне этого прежде.
– Я не мог.
– Почему?
– Это невозможно объяснить. Ничего невозможно объяснить другому человеку. Только он сам способен объяснить сам себе и понять себя.

Впервые папа беседовал со мной. Это было странно. Он всегда молчал. Всю жизнь молчал. Очень редко произносил одну-две фразы – как постулаты, как аксиомы. Без всяких объяснений. Добиться объяснений не было никакой возможности. Хоть бейся головой о стену!
Мне стало не по себе. Словно в облик папы пробрался кто-то чужой. Внешне тот самый родной, и синие рисунки все на своих местах, но речь! Словно со мной говорил кто-то другой, облачившийся в образ моего любимого папы.
– Ты взяла на себя роль проститутки и соблазняла архитектора, – вдруг твердо сказал папа, но в его голосе не было и тени осуждения.
– Соблазняла?!
– Твоей целью была не проверка на вшивость, а ключ от его номера. Ты соблазняла его, чтобы получить ключ.

Неожиданно я почувствовала, что папа прав. Я действительно соблазняла архитектора. Хотя это было по инерции, словно играла в сотый раз хорошо выученную роль. Я соблазняла его, совершенно не осознавая этого. И зачем? Чтобы получить какой-то ключ? Словно от получения этого ключа зависела моя жизнь, как будто пребывание в номере Арье было для меня ни много ни мало – спасением от артиллерийского обстрела.
Папа словно находился во мне. Я ощущала, что он чувствует и слышит все, что чувствую и думаю я.
– Это кураж вшей, – сказал он, – и твое желание отомстить за Сони – тоже вшивый кураж.
– А как было бы по-настоящему? Как нужно было провести проверку на вшивость по-настоящему?
– По-настоящему – это честно сказать: «Я хочу отдохнуть перед дорогой, дай мне, пожалуйста, ключ от твоего номера, ведь он сейчас пустует, потому что ты едешь на концерт».
– Тогда он вряд ли дал бы мне ключ! – выпалила я и окончательно осознала, что не делала никакой проверки.

Папа молчал. А я не могла оторвать взгляда от колец дыма! Он искусно выпускал их такими большими и правильными, словно маленькие металлические обручи девочек-гимнасток. Я вспомнила, что могу целиком проскользнуть в такой дымный обруч. Я ведь много раз так делала! И это невероятно восхищало папу. И он хвалил меня. Я даже придумала ловкий способ. Техника попадания в кольцо дыма легко всплыла в памяти, словно я делала это всего лишь пять минут назад! Я спрыгнула со скамейки, вытянула руки над головой и вдруг увидела сразу семь колец дыма! Одно над другим. Они светились в солнечных лучах, словно серебряный туман над рекой, когда восходит солнце. Ах, если бы оказаться там внутри! И сиять вместе с кольцами! Я дождалась того единственного мгновения, когда кольца были еще видимыми и поднялись достаточно высоко, чтобы я могла поднырнуть под самое нижнее. Вытянула руки над головой, как ныряльщица, и влетела в самый центр дымных колец! Это вызвало во мне такой восторг! Я была уверена, что папа смотрит на меня! Он всегда смотрел на меня! Другие дети кричали своим отцам: папа, смотри, как я бросаю мяч! Папа смотри, как я запускаю самолетик!» И я каждый раз удивлялась: разве это может быть, что папы не смотрят на своих детей?!

Теперь я кружилась в дымных серебряных кольцах папиного Беломорканала, совершенно уверенная, что папа смотрит на меня и восхищен мною! Я кружилась и ждала его похвалы. И наконец, услышала голос папы. Но это была не похвала!
– Ты сделала Сони олицетворением своей собственной ревности и обиды.
Я попала сразу в семь колец дыма! Такое мне еще никогда не удавалось! А папа не видел?! А вдруг видел и остался равнодушным?! Моему разочарованию не было предела! Папа опять не похвалил меня. Обида застилала глаза слезами. Отчаяние душило меня. И я вдруг закричала, совершенно неожиданно для себя, словно раздвигала жесткие руки отчаяния, сдавившие горло и грудь:
– А ты не сделал бедного токаря олицетворением своей собственной обиды? Почему ты хохотал, когда гонялся за этим несчастным парнем?! Что смешного смотреть, как насмерть перепуганный человек носится между железными станками, сбивая в кровь локти и колени? Как может быть смешным – бегать с горящим факелом за человеком, гонять, как затравленного зайца, беззащитного парня, которого ты лишил зрения, заклеив линзы его очков?! – неистово орала я, – почему ты делал это, да еще с таким упоением рассказывал мне?! Зачем?!

Я кричала и не верила своим ушам! Никогда в жизни я не кричала на папу! Это было запрещено! Никто никогда не повышал на него голос! Я не понимала, как это может происходить: я кричу на папу, а он молчит?!
Но он действительно молчал. Он так необычно молчал, словно хотел, чтобы я продолжала кричать. Словно этот крик был ключом к двери, которую я когда-то захлопнула и закрыла на сто замков, чтобы больше никогда, никогда не войти в нее. Десятки вопросов вдруг выросли в моем сознании. И я продолжала неистово выкрикивать их.
– Почему ты ни разу не защитил меня, когда дети смеялись надо мной?! Ты ведь знал об этом! Ты говорил мне: возьми стул и швырни в одного, остальные разбегутся! Но я так никогда и не решилась взять стул и швырнуть! А ты знал об этом и не защищал меня! Почему ты позволял маме запугивать меня до смерти?! Зачем ты сварил маленькую черепашку, которую нашел в парке, а потом сделал из ее панциря подставку для карандашей?! Зачем ты показал мне ее живой, а потом мертвой?!
– Ты начинаешь чувствовать осуждение, – наконец удовлетворенно произнес папа, – прими его. Не отталкивай. Ты совсем не виновата, что осуждаешь меня. Это просто есть. Ты не виновата, что увидела моих вшей. Вши пришли. Вши – это не я и не ты. Ты чистая. А вши пришли извне.
Но я не восприняла его слов, потому что вопросы душили меня.
– Почему ты говорил мне, что никогда нельзя брать ничего чужого, а сам брал?! И все люди вокруг меня брали! И только мне было нельзя! Почему?!

Новый Роман Жанны Корсунской

Мы продолжаем публиковать фрагменты из романа Жанны Корсунской «Созвездие рыб в сливочном соусе», который можно купить на сайте ЛитРес издательства ЭКСМО. (Чтобы выйти на него, можно просто набрать в Гугле фамилию автора и название книги.)
Предыдущий фрагмент закончился неожиданным появлением в гостинице «Царица Савская» нового поклонника Вирсавии, с которым она случайно познакомилась в магазине трав.