Шкипер с Молдаванки
«...Ну а женщины Одессы – все скромны, все поэтессы», – пел куплетист Николай Бенгальский в исполнении Владимира Высоцкого в художественном фильме «Опасные гастроли». Да, женщины Одессы действительно особенные. Яркие, как солнечные блики на черноморской волне, колоритные, словно впитавшие вольный дух города, где родились, умеющие себя красиво подать, делая это непринужденно и искусно. Одним словом, одесские женщины, эти дивные сокровища, которыми мужчине со вкусом отрадно любоваться. На Молдаванке их традиционно называли «мамками», вкладывая в смысл такого определения восторг и нежность, уважение и восхищение, но более всего бесконечную любовь. И тех было за что любить, вопреки расхожей в свое время в городе шутке: «Черноморец» – не команда, одесситка – не жена. Жена, жена... Еще и какая!
Обожать женщин я научился на Молдаванке. Но разговор не столько о моем идолопоклонстве им и не о тех самых одесских мамках, сколько о распространенном ныне жаргонном слове «хипиш», к сути которого некоторые из них когда-то имели самое непосредственное отношение. И если раньше это никому не известное словечко можно было услышать лишь в Одессе, теперь оно плотно вошло в лексикон моих соотечественников и современников. И стало не просто бытовым, а даже закрепилось в речи персонажей кино и телесериалов. Ох уж этот еврейский жаргон, шагнувший из полублатной атмосферы одесских дворов на большой экран и ставший неотъемлемой частью великой русской культуры...
Оттого, пожалуй, и выглядит необыкновенно забавно, когда те, кто сегодня в России этим словом пользуется в повседневной речи, возмущаются и поправляют одессита с Молдаванки. Как это сделала одна моя читательница, решив в манере строгой наставницы написать следующее:
«Слово “кипиш” произносится через К. Оно – производное от слова кипишевать. А не хипишевать – это не хиппи какие-нибудь...»
Ну что, от души посмеявшись, я мог бы ей возразить? Студентке филологического факультета престижного университета, взявшейся рассуждать о вещах бесконечно для нее далеких. Для которой идиш, звучавший на Молдаванке более полувека назад, – не более чем объект, упомянутый в справочной литературе как юго-восточный диалект еврейского наречия, а не тот живой отголосок прошлого, существовавший для меня одним из привычных ингредиентов в ярком соцветии языков в обыденной разговорной речи. И тогда, в детстве, в свои семь-восемь лет, я даже не подозревал, что те или иные слова в разговорах взрослых заимствованы из разных языков народов огромной страны не год и не десять лет назад, а вплетались туда поколениями. Свой вклад внесли русские и украинцы, молдаване и греки, поляки и евреи.
– Ах, детка, – успокоил бы я ее по поводу своего досадного неведения этимологии жаргона, – слово «хипишь» родилось на Молдаванке, как и те люди, от которых я его впервые услышал. И мне, милая, довелось жить бок о бок с прямыми потомками тех, кто хипесом промышлял и кормил семью. А они уж наверняка знали, как называлось пикантно-криминальное ремесло их бабушек и дедушек, не раз разыгрывавших спектакль для перепуганного фраера, застигнутого врасплох без штанов у постели хипесницы. Именно спектакль! Ведь природного артистизма женщинам в Одессе было не занимать никогда. Как и должной иронии.
А лингвистическая цепочка этого популярного слова донельзя простая. «Хипес» на идише (языке большинства жителей Молдаванки конца 19 – начала 20 века) означал даже не столько скандал, сколько нарочито поднятый шум. О нем должны были знать все!
И хипес устраивали как эмоциональное противодействие в ответ на явную несправедливость. Да, и у Фемиды бывают обиды, пусть даже сам хипес – это притворство, помимо главного – хорошо срежиссированного и поставленного представления, заключавшегося в раскрытии супружеской неверности. И неважно, что дама, «случайно» познакомившаяся с кавалером и пригласившая его домой для любовных утех, – верная жена мужа-подельника, который, опять-таки, «случайно» вернулся домой не вовремя и закатил скандал. А что же ему остается делать, когда супруга, по Моисееву закону, готова его нарушить? И почему она находится в неглиже, а рядом чужой господин с выпученными от вожделения глазами и, извиняюсь, без брюк? Совсем как в ситуации из песенки в репертуаре одесского куплетиста Льва Зингерталя: «...У стены диванчик венский, а на нем корсетик женский…»
Скандал! Да еще какой! Замять который, конечно, можно, но за определенную мзду. И всеведущих соседей, уже любопытствующих, на кого там так громко кричат и грозят смертоубийством, тоже успокоить нетрудно. Ну, вы понимаете... И все будут довольны: соблазнительная дама-хипесница, ее муж, приложившийся, для натуральности, по ней оплеухой и благополучно избежавший публичной огласки, несостоявшийся любовник в подштанниках. А чтобы муж потом не возмущался, как набожный еврей на Привозе за непочищенную колодку для разделки волового мяса, лучше чуть-чуть набавить... А что? Работа такая – лицедействовать, хоть и не на театральных подмостках, но тоже прилично оплачиваемая. Ничем не хуже сбыта контрабанды – обыкновенного в Одессе занятия.
Хипес на Молдаванке не считался чем-то особенным. О промышлявших им женщинах здесь все знали и относились к ним, как к средней руки фармазонщицам и аферисткам. Какой-то виртуозности их мастерство не требовало, разве что привлекательной внешности и умения очаровать собой кобелирующего мужчину-простака. Постепенно звонкая «с» на конце слова «хипес» приобрела мягкое, словно успокаивающее звучание, как будто соединившись с другим типично одесским выражением «ша», и в результате получился сочный местный термин с ярко выраженным южно-русским акцентом – хипиш. Правда, по правилам русского языка его стали писать с мягким знаком...
В заключение хочется заметить всем, кто из любви к жаргону с Молдаванки пожелает отстаивать казавшееся им правильным звучание исконно одесского слова (как это позволила себе та умница-студентка, решившая, что ей оно известно лучше):
– Ша! Не делайте хипишь! Если вы имеете интерес, то вложите себе в уши факт, что это слово на Молдаванке говорили именно так. За него вам в Одессе скажет любой, у кого когда-нибудь в квартире шипел примус, чадил керогаз, а из кухни пахло жареными бычками. И дай бог здоровья этим людям...
