КОНТУР

Думают, что знают их, потому что
видели их бороды.
Генрих Гейне

Я ехал в Бней-Брак, небольшой городок, что неподалеку от Тель-Авива. В тот самый Бней-Брак, о котором говорят, что в субботу там забрасывают камнями движущийся транспорт, а если, не приведи Господь, на улице появляется женщина с обнаженными руками до локтей, ее могут настойчиво попросить убраться куда подальше. Еще я слышал, будто в микрорайоне, где проживает некая фанатичная хасидская община, мужчины и женщины ходят по разным сторонам улицы. Впрочем, мне-то чего опасаться? Сегодня пятница, до наступления субботы еще есть время, успею. Ехал я в Бней-Брак, потому что не мог отказать Семе, моему другу детства, погостить у него денек. Сам бы ногой туда не ступил.

Сема, в «прошлой жизни» технолог на трикотажной фабрике, попал в Бней-Брак лет двадцать пять назад, сразу по приезде в страну. Со временем открыл небольшую кошерную пекарню. Не ахти какой богач, но на жизнь не жалуется.
Сема, его жена Анна, дети Лева и Боря с женами, – мы сидим на открытой веранде, и разговорам нет конца. Шутка ли, четверть века разлуки! Есть что вспомнить, можно, как говорится, поплакать сквозь смех и посмеяться сквозь слезы.

Наступивший субботний вечер выдался по-осеннему мягким. Вскоре улицы оживились. Люди возвращались с вечерней молитвы. Выделялись бэлзские хасиды (по имени галицийского городка Бэлз, где зародилась эта ветвь хасидизма) своими широкими, отороченными мехом головными уборами – штрамл. Разойдутся верующие по домам, сядут за свои вкусные субботние столы, и в городке снова тишина. Лишь изредка донесется слабый гул автомобиля.
Позвольте! Как же так? Ведь могут и камнями.

– Ерунда, – смеется мой приятель, – за долгие годы, что я здесь, были, может быть, два или три инцидента. Просто пресса раздула их до неприличия. Конечно, кидать камни нехорошо, но вести себя так, как некоторые наши «воинствующие атеисты», тоже, знаешь, довольно мерзко. Не хулиганство ли – заезжать в субботу в кварталы, где живут и молятся ортодоксы, включать в открытой машине радио на всю мощность? Вот и последовала реакция. Сейчас, слава Богу, мы здесь научились уважать друг друга. Кстати, сегодня мы приглашены к нашему соседу на кидуш по случаю помолвки его сына. Он стал женихом еще на прошлой неделе, но у нас такие мероприятия отмечаются долго. Пойдем, думаю, тебе будет интересно.
«Ну конечно, – подумал я с досадой, – мне было бы интересней в театральном Тель-Авиве, шумной веселой Хайфе, но ничего не поделаешь».

Пошли. Хозяин, бэлзский хасид, ребе Менаше, усадил меня по правую руку от себя. Гостю, впервые посетившему дом, особая честь. Рядом со мной сел его сын, жених Хаим-Залман. На вид лет девятнадцати. Учится в ешиве высшего разряда. Мужчины и женщины расселись по противоположным сторонам стола.
После омовения рук и традиционного благословения на вино и хлеб мы приступили к трапезе. Пошли разговоры.

Ребе Менаше расспрашивал меня о еврейской жизни в Штатах, особенно его волновало, соблюдают ли «русские» хотя бы субботу. У меня все же сложилось впечатление, что он достаточно хорошо осведомлен о наших делах и настроениях. Я ждал подходящей минуты, чтобы повернуть разговор в другую сторону. Разное говорят о том, каким образом молодые хасиды образуют семью, но как узнать, где правда, и где «фольклор». Хотелось, так сказать, из первых уст... Момент подвернулся неожиданно. Услышав, что я из Чикаго, ребе Менаше просиял.

– Невеста моего Хаим-Залмана тоже из Чикаго.
– Они познакомились в Чикаго?

– Нет, здесь. Девушка со своими родителями гостила у родственников. Один наш общий знакомый, знатный раввин, когда увидел девушку, позвонил мне и сказал, что лучшей пары для моего Хаима-Залмана не существует. Он и пригласил нас на субботний кидуш, где молодые люди впервые увидели друг друга.
– Они стали встречаться?
Ребе Менаше недоуменно посмотрел на меня.

– Зачем? Мы на следующий день спросили их, хотят ли они поговорить друг с другом. Они согласились. Значит, какой-то взаимный интерес возник. Через неделю мы встретились у нас. Мы сделали так, чтобы мой сын и она посидели наедине. Они беседовали три часа. О чем? О разном. Рассказывали друг другу о ешивах, где учились, о своих рабаях, о том, кем хотят видеть себя в будущем. Еще через несколько дней мы спросили его и ее (каждого в отдельности), желают ли они связать друг с другом свои судьбы. Они ответили согласием. После этого последовала обязательная процедура – лабораторный анализ на совместимость групп крови, чтобы быть уверенными в здоровом потомстве. Анализ, слава Всевышнему, оказался удачным, и вскоре состоялась помолвка. Свадьба через полгода, когда моему сыну останется одна лишь неделя до его девятнадцатилетия. По нашим понятиям, лучший возраст для женитьбы у мужчин – это девятнадцать лет без одной недели.

– И все-таки... У молодых людей была всего одна встреча, они практически не знают друг друга.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Но теперь у меня к вам вопрос. У тех, кого мы называем «свободными», кто вступает в добрачные отношения под предлогом «лучше узнать друг друга», кто меняет своих «бойфрендов» и «герлфренд», у них браки прочнее, чем у нас? Совсем наоборот, не правда ли?
– Значит ли это, что в вашей хасидской среде не бывает разводов?

– Бывают. Но опять-таки не потому, что религиозные, вступая в брак, мало встречаются. Бывает, что несоответствие характеров у супругов достигает такой степени, что развод становится неизбежен. Однако в среде, где люди живут по нравственным принципам Торы, такое случается чрезвычайно редко. И потом...
Наступила пауза.

– Вы чего-то не договариваете, ребе.
– Понимаете, в наши дни разводов у нас стало чуть больше. Мы не смотрим телевизор, не ходим в кино и театры, но... не живем же на Луне. Соблазнов вокруг много, кое-кто не удерживается... Вот вам одна из причин.
Я промолчал, затем обратился к Хаим-Залману.
– Небось скучаешь по невесте – она так далеко...
Ребе Менаше улыбнулся.
– Наверное, я вас еще раз удивлю. Даже если бы его невеста жила в этом же городе, они бы до свадьбы ни разу не виделись.
– ?!
По обычаю, принятому у бэлзских хасидов, после помолвки жених и невеста обмениваются фотографиями, подарками и... расстаются. До самой хупы они не встречаются, не разговаривают по телефону, не переписываются.
– ?!
– Ничего страшного. Горячее и чище будет встреча.
Поздний вечер подкрался незаметно. Хаим-Залман достал из переднего кармашка брюк роскошные серебряные часы на цепочке – как он пояснил мне, подарок невесты. Взглянув на циферблат, сказал отцу:
– Пойду в ешиву. Позанимаюсь часа два.
Отец согласно кивнул. Хаим-Залман отстегнул цепочку и положил часы на тумбочку.
– Хаим-Залман, – сказал я, – почему ты не берешь часы с собой? Ведь так незаметно можно и всю ночь просидеть.
– Не страшно. А часы я не беру, потому что не хочу, чтобы мои товарищи их видели.
– ?!
– Понимаете, каждый из них в свое время женится и каждый получит подарок. А что если не каждый получит такой дорогой и красивый подарок, как я? Кто-то, может, вспомнит подарок, который я получил, и, не приведи Господь, огорчится. Не хочу этого. Обойдусь в ешиве без часов.

Рядом со мной сидел юноша – чистые глаза, густые длинные пейсы, небольшая окладистая борода, которой никогда не касалась бритва. Его отец с такими же густыми, но поседевшими пейсами, в широком штрамл и черном длиннополом сюртуке. Когда встречаешь таких на улице, первое, что приходит в голову, – люди не от мира сего. И мне подумалось: может, это не они, а мы со своей, так сказать, «цивилизованностью», «раскрепощенностью», «образованностью» и прочая, прочая, – не от мира сего? И знаете, эта мысль почему-то не показалась мне странной...