Лева припарковал машину и попросил сына:
– Пожалуйста, выполни мою просьбу: будь с дедушкой разговорчивым и веселым. Ему здесь тоскливо.

– Зачем же он живет тут, а не с нами? – спросил сын.
– Ты был маленький и, как все малыши, писал в постель. Дедушка уже тогда был старым. Он заболел и после операции по ночам не просыпался, а по утрам его простыни тоже были мокрыми. Когда ты подрос, ты стал проситься на горшок. Дедушке не помогали лекарства и доктора, он очень стеснялся, страдал, и, наконец, принял решение переехать жить сюда.
Это была правда. Все именно так и было.

Они вошли в вестибюль и по длинному коридору направились к лифту. «Только бы не встретить старика Шнейдера», – думал Лева. Тот укорял его при каждой встрече, будто бы он редко вспоминает отца. И, хотя Лева знал, что Шнейдер неправ, об отце-мудреце и умельце он помнит всегда, эти замечания нарушали его душевный покой. Другое дело, что каждый раз, когда он собирается навестить отца, словно из-под земли вырастают неотложные дела. Когда же он был здесь последний раз? Вспомнил и... ужаснулся: больше, чем полгода назад!
– Паа, – заканючил сын, – я забыл в машине свою картину.

Возвращаться Леве не хотелось. С отцом предстоял неприятный разговор. А с полпути возвращаться – плохая примета.
– Не думаю, что дедушке нужна твоя картина. Уверен, он без нее легко обойдется.
– Ты сам говорил, он будет рад, ему будет приятно.
– Я тебе так говорил? – чертыхнувшись про себя, Лева оставил сына стоять возле пакетов с гостинцами деду и заспешил к машине. А мимо проходили очень нежные старушки. Каждая гладила мальчика по голове, спрашивала, к кому он пришел, любит ли дедушку, почему дед не живет с таким умным и красивым внуком. Он отвечал всем одно и то же: что зовут его Юрик, пришел он к дедушке Евсею, которого любит, а живет дедушка здесь, потому что писает в штаны и очень этого стесняется.
Теряющий слух дед не слыхал, как они вошли. Он сидел у окна, к подоконнику были прикреплены крохотные тисочки. В ожидании ремонта рядом лежали детали незнакомого прибора и стоял маленький электровоз от игрушечной железной дороги. Дед, не отрываясь, смотрел на стену соседнего дома. По мнению внука, она не представляла никакого интереса. О чем он и не замедлил доложить деду, как только оказался у того на коленях.
– Я тебе так рад. Почему редко приходишь? – спрашивал дед, обнимая и целуя мальчишку.
– Папка не берет. Он навещает тебя один, – указывая на отца, ответил Юра. И потянулся к игрушке. – Ты починил мой паровоз? Он поедет? Без него скучно. Мама говорит, у тебя золотые руки и сердится, что у папы рук совсем нет.
– Дай поздороваться с отцом, болтунишка, – взмолился Лева.
Мужчины обнялись. Отстранились. Вновь обнялись. Евсей и сыну сказал, что рад его видеть. Лева решил, не дожидаясь упреков покаяться самому.
– Прости, полгода не мог до тебя доехать. Это наказуемое безобразие.
– Привык твой отец...
– Скажи, что не сердишься, что в последний раз простил, – просил сын. – Почему молчишь?
Звонкий голос внука прервал разговор, который неясно, чем мог закончиться.
– Дедуля, – восторженно сообщал Юра, – давай мы повесим мою картину над кроватью. Смотри, что я нарисовал. Это тебе. Папа дал фотографию домика, который был у вас до Америки, и я его срисовал. Тебе нравится?
Дед внимательно рассматривает детскую мазню.
– Я любил эту избушку. Ты ее нарисовал почти похоже. Здесь начиналась тропинка к озеру. Своим подарком ты помог мне многое вспомнить... А вот здесь были кусты крыжовника. Ягод такой величины не было ни у кого в округе.
– Расскажи мне о крыжовнике. Он вкусный?

Лева смотрел на них и хвалил себя: он умно сделал, прихватив сына. Предстоял тяжелый разговор. У него были интервью в очень серьезной фирме. Его отобрали как лучшего претендента. Впереди переезд. Миллион проблем, и главная – как быть с отцом.
– Папа, у меня много хороших новостей, приехал ими поделиться. Мне предложили потрясающе интересную работу с высоким окладом и бенефитами для всей семьи.
– Поздравляю, сын! Я ждал этого все годы. Слава Богу! Ради этого мы с мамой приняли решение ехать. Как бы радовалась она сейчас за тебя, за всех нас. Подожди, вытру слезы. Твой отец стар и сентиментален. Когда ты родился, мы были счастливы: кормилец родился! Так было в России. Рассказывай, кормилец!
– Давай лучше прибьем мою картину, – напомнил о себе Юра.
– Поиграй, внучок, с локомотивом. Он скучал по тебе очень долго, без малого год.
В последних словах отца Леве послышался справедливый упрек, он почувствовал себя школьником. Провинившимся в чем-то большом и нехорошем. Сейчас подумалось, папа вспомнит, как я тяжело болел скарлатиной, и они с мамой сутками не отходили от кроватки ребенка. Или как он бегал по городу в поисках того, кто возьмет взятку и подстрахует меня на вступительных экзаменах в институт. «Ведь он до сих пор уверен, что деньги сыграли немалую роль при моем зачислении. Ну как его убедить, что у меня действительно нет времени? Сплю мало, беспорядочно ем, совсем не занимаюсь Юркой. Зато это я, а никто другой занял завидную позицию в огромной известной всему миру фирме. Но это же не причина забывать отца. Сын-то я хороший. Конечно, неплохой. Так хороший или неплохой?»

Он вынимает из кармана новенький мобильник, протягивает его отцу.
– Это не повторится, прости. Я принес тебе телефон. В любое время сможешь нам звонить. И мы будем звонить. Я научу Юру.
– Здесь на сестринском посту есть телефон. Всегда подзывают. Ко многим звонят...
Лева не реагирует на очередной заслуженный упрек. Слишком важный вопрос предстоит решить. Он с ходу обрушивает на отца поток информации. Телеграфно передает, что завтра подписывает контракт. Работать предстоит в большом городе на западном побережье. Он уже связался с тамошней социальной службой. В городе функционируют несколько нёрсингхомов, перевод туда отца не вызовет сложностей. Плохо одно: ни в одном из них нет русскоязычного отделения. Совсем мало сотрудников, понимающих русский язык.
– Тебе надо определиться. Либо я на месте выберу лучший нёрсингхом, договорюсь, оформлю перевод и сразу приеду за тобой...
– А я пока поживу с дедушкой. Чтобы ты не забыл приехать.
– Либо я снимаю квартиру с учетом еще одной комнаты для тебя. Возвращаюсь, и мы перебираемся все вместе.
– А я пока поживу с дедушкой, – вновь заявляет внук.
– Либо, – незваным вступает в разговор обитатель соседней палаты и старый друг Шнейдер, как обычно, вошедший без стука. Он, конечно, сообразил, о чем идет речь, ну и просто не мог удержаться, чтобы не выдвинуть своего варианта. – Либо он остается здесь. В обстановке, к которой привык, с людьми, которых знает. Евсей сделал в жизни достаточно ошибок и хватит увеличивать их число.
– Что вы имеете в виду? – с вызовом спросил Лева.
– Ему следовало иметь не одного, а трех сыновей. Ты согласен?
Лева не ответил. Он попросил отца все обдумать. Сообщил, что завтра вечером заедет, чтобы узнать решение. И велел Юре попрощаться с дедушкой.
– А моя картина? – спросил тот и получил устроивший его ответ.
– Мы повесим ее над новой кроватью в новой квартире.
– Да, дедушка?
– Может быть, внучок.

Когда они ушли, Евсей попросил соседа зайти к нему вечером. Обещал часам к восьми довести до ума его маленькую динамо-машину. Он сел у окна и стал ее монтировать. Как всегда, работа успокаивала, хотя и не отвлекала от малоприятных мыслей... Спустя час он встал, потянулся, расправил мышцы. Взял «картину» внука и с помощью липкой ленты прикрепил ее над своей постелью.
О том, что Евсей Гликман ночью скончался, родным сообщили в 9 утра. Хоронили его в четверг. Когда отзвучал кадиш и провожающие потянулись к автобусу, старик Шнейдер взял Леву под руку. Он еще раз выразил соболезнования, назвал ушедшего великим умельцем и поинтересовался, какое заключение дали врачи о причине смерти Евсея.
– У отца остановилось сердце...
– Инфаркт? Недостаточность?
– Написано – остановка сердца, и все. А почему – врачи не знают. Он ни на что не жаловался.
Поразительно, что медицина, между прочим, лучшая в мире, не в состоянии понять, почему останавливаются сердца у еврейских матерей. Да и у отцов тоже.
Уже десяток лет не куривший Лева остановился, чтобы прикурить, он нервничал. Спички не хотели зажигаться. Старый Шнейдер пошел дальше один...
Это устраивало обоих...