КОНТУР

Гармония

Гармония не вьет себе гнезда -
Она слова по нотам расставляет,
Щепотку соли в супе растворяет
И гонит поезда сквозь города.
Гармония рифмует и страдает,
Окутывает звуки тишиной,
Окатывает берега водой,
В месторожденьях камни подбирает.
Благоговейно носит и рожает
Мгновения, пронзенные лучом;
Надземным светом и земным теплом
Росточек жизни холить продолжает.

***
Белесым песком рассыпается солнце осеннее ...
Деревья уже лишены золоченых регалий.
Мертвеет пейзаж; только эти два масляных селезня
Проплыли куда- то  -  и темную воду измяли.

Hollywood, Florida

Ни обиды, ни зла на судьбу не держу;
Изменив своему очагу,
Я стекла в эту землю, как кровь по ножу,
И обратно - уже не смогу.

Под ресницами пальм - километры дорог,
Завороты шоссейных кишок.
Легкомысленный ветер вдохнул городок,
Как с ногтя - дорогой порошок.

Как пышны облака - океанские сны!
Под деревьями щепочки ржаво-красны,
Простодушны рекламы, глаголы ясны,
И цветы безуханно-нежны!

А земля и не спросит: «Откуда таков?
Сколько ты до меня истоптал башмаков?
И какая культура во веки веков
Оплела тебя цепью оков?»

Хочешь - прошлую жизнь , словно паспорт, порви
Начинай все сначала и нас удиви
Страстью ветра в душе, ярым солнцем в крови,
Жаждой света, добра и любви!

Урсари*

“Глагол “странствовать” на цыганском языке и его диалектах имеет не менее пяти  синонимов, в то время как понятие “поселиться” не обозначено ни одним словом.”
(“Цыгане”, Ивар Лу-Йуханссон)

Огонь горит – смеется
Оскалом золотым:
Коня добыть придется,
Чтоб не ходить босым.

На ярмарке цыгане
Торгуются и лгут,
А свой родной “романи”
Для песен берегут.

Где надобно молиться,
Поют они в тоске;
Глагола “поселиться”
Не имут в языке.

Бредут с медведем важным –
И вот уже вдали,
Где под костром бродяжьим
Оттает пуп земли.

Кто в пиджаке убогом,
Кто в джинсах “адидас”,
Но по своим дорогам
Идут они сквозь вас.
* - цыгане, водящие медведей.

***
Мышцы света одрябли.   
Провисает  на них угасающий день.
Веток серые грабли   
отцепляют от неба тяжелую тень.
И кроссвордами окон    
тихо светят громады оживших домов;
Завивается кокон   
из раскрученных ветром метельных холмов.

Забывается горе -     
забинтованы окон горячие лбы.
“Take it easy,  I’m sorry”    
вот и весь приговор непрожитой судьбы.
Мы с тобой однолюбы,     
но дороги различные нам суждены…
Ночи темные губы    
безнадежно сжимают таблетку луны.

Смерть цыгана

Серьга золотая – да пуст мой дырявый карман,
Мне песня – молитва, другого псалма не приемлю.
Съезжайтесь, родные; когда умирает цыган,
Несите его из шатра и кладите на землю.

Рукой непослушной вцеплюсь я в ковер травяной,
Вдохну завиток прокопченный костерного дыма…
Омытый луной и обтертый ночной тишиной,
Признаюсь: дорога была мне земною женой,
Одна лишь дорога была суждена и любима.

Как перец, крепка была пыль многочисленных стран,
Как женщина, ластилась к телу водица речная…
Монетою жизнь просочилась сквозь ветхий карман…
Не плачьте, а пойте – я вас попрошу, умирая.

***
Ночь,  как лед, побледнела.
Стынут звезды – следы.
Смерзлось темное тело
Неуемной воды.
Тускло, желто и ровно
Плотью голых древес
Светят свежие бревна –
Бывший смешанный лес.
Бывшей жизни причина,
Причиндал дорогой -  
Бывший мальчик  (мужчина)
Наигрался тобой.

Внутренний дворик

Внутренний дворик без устали сушит белье,
Жарит с томатом чеснок на оливковом масле.
Детскую мелочь растит (и не только ее),
Вечером ждет терпеливо, чтоб окна погасли.

Только тогда под мажорные крики котов
Он из цветов выпускает душистого джинна,
Щиплет гитару, к ночным серенадам готов,
И похитителей нежности прячет невинно.

Белая известь как совесть для внутренних стен
Гасит скандалы;  с печалью, как с тенью, знакома...
Тем, кого вырастил, мир предлагает взамен
Внутренний дворик – предсердье испанского дома.