КОНТУР

ГЛАВА 5. ЛАБОРАТОРНЫЙ ДВОЙНИК ЧЕЛОВЕКА

Вернемся к истории с новым сердечным лекарством изосорбил динитрата.
На судебных заседаниях по «талидомидной трагедии» совершенно справедливо не раз звучали слова: будь у Германии хотя бы один приматологический центр с обезьянами, этой беды бы никогда не произошло. Но чего не было – того и не могло быть, пришлось обращаться за помощью к тем странам, где такие питомники были созданы.
Уже первые проверки талидомида на обезьянах дали такие же ужасающие последствия, как и у людей. Вот этот печальный, жуткий по трагическим результатам урок соседей и заставил англичан сделать последний необходимый тест – проверить свой новый препарат изосорбил динитрата на высших обезьянах. Слишком велик был риск сразу после испытания на собаках дать лекарство инфарктным больным.

Оказалось: то, что было хорошо для собак, действует резко противоположно на обезьян. Их сосуды, питающие сердце, не расширялись, а, наоборот, сужались еще больше. Пациента ждала неминуемая смерть.
Выходило, что фармакологи предлагали для лечения препарат-убийцу. К счастью, вовремя остановились. Иначе большой беды было бы вновь не миновать.
Сегодня во всем мире обезьяньих питомников чуть больше ста – ничтожно мало. А тех, где содержатся шимпанзе, вообще можно пересчитать по пальцам. Почему так – об этом несколько позднее.
Кстати, как это ни покажется странным, первый в мире научный питомник обезьян появился не в богатой Америке и не в респектабельной Европе, а в не оправившейся еще от революций и войн стране, в едва народившемся Советском Союзе. В 1927 году.

Нет, пожалуй, такого человека, который, побывав в столице Абхазии – Сухуми, не посетил бы на красивейшей горе Трапеция этот знаменитый во всем мире питомник обезьян, а точнее – Научно-исследовательский институт экспериментальной патологии и терапии. В советские годы в вольерах этого научного учреждения содержалось до 6 тысяч обезьян 20 видов – от крохотных шустрых мартышек до шимпанзе.
Здесь работали выдающиеся специалисты, изучая все, что связано с болезнями человека, включая трудноизлечимые неврозы, фобии, истерии.
Пару раз как обычный турист посетил этот уникальный питомник и я, совершенно не предполагая, что вскоре мне самому предстоит путешествие в удивительный, неизведанный мир живой природы, в мир обезьян.
Не знаю, то ли звезды сошлись благоприятно и судьба повернулась своей счастливой стороной, то ли это было стечением обстоятельств.
Ранней весной 1974 года у меня состоялась встреча с человеком, который предложил мне принять участие в довольно опасной, непредсказуемой по последствиям, но фантастически интересной миссии – прожить все лето вместе с ним в стаде взрослых человекообразных обезьян – шимпанзе – на необитаемом острове и снять об этом фильм. Человеком этим оказался доктор медицинских наук Леонид Александрович Фирсов.
Я, работая на студии научно-популярных фильмов, кое-что слышал о нем: в Колтушах, в Павловском институте под Ленинградом, он заведовал лабораторией изучения поведения приматов и продолжал опыты великого ученого с шимпанзе.
Это уже попозже я узнал, что Леонид Александрович по своей профессии еще и хирург от Бога, и что еще в медицинском институте никто из студентов, да и многих доцентов, лучше него анатомию не знал.
Но так случилось: с четвертого курса добровольцем ушел на фронт. Служил в полевом госпитале, в аду непрерывных боев, практически на передовой. Армия откатывалась на Восток, и тяжелораненые поступали бесконечным потоком. Там начальники даже не спросили, стоял ли у операционного стола – бери скальпель и пилу в руки – и вперед.
Учился отсекать, резать, сшивать. Почти на ходу. Только ему доверяли оперировать бойцов с тяжелыми ранениями в голову. Там мозг – запретная зона, святая святых. От неминуемой смерти и тяжелой инвалидности спас тысячи солдат и офицеров. Выжил и сам.
Вернулся с фронта, защитил, наконец, диплом, поступил в аспирантуру. Вот там-то бывшего военного хирурга и заприметил выдающийся физиолог, человек вселенских знаний, академик Леон Абгарович Орбели. Именно он в первой трети ХХ века заложил основы авиационной, космической и подводной медицины, дал этим важнейшим исследованиям широкий выход в практику.
Человек на околоземной орбите, на Луне и человек на дне Марианской впадины – все это стало возможным только благодаря титаническому труду Орбели, его учеников и последователей на всех континентах планеты.
Но Фирсова тянуло не в космос, его тянуло к обезьянам, к братьям нашим меньшим.
И Орбели напутствовал своего аспиранта: «Помните, Леонид, – изучение обезьян, особенно человекообразных, – это ключ к разгадке многих и многих тайн природы. И в первую очередь – в области медицины, а значит – здоровья человека».
Вот этим, следуя завету учителя, всю свою научную жизнь и занимался Леонид Александрович.
Мог ли я, тогда только начинающий режиссер, отказаться от такого невероятного, заманчивого во всем предложения, которое даже маститым творцам не могло и присниться?! Ответ однозначен – не мог!

Было только одно но, о котором я с сожалением, но честно сказал Фирсову:
– Леонид Александрович, до конца дней буду с благодарностью помнить о Вашем предложении. Такая тема! Сказка! Как я знаю, шимпанзе водятся только в Африке. Но, увы, я это уже проходил, меня на съемки за порог страны, тем более в Африку, наша любимая советская власть не пустит. Очень дорожит моей жизнью.
– Надо же – меня тоже! – рассмеялся Фирсов. – Но раз так – мы туда и не поедем. Мы отправимся в самый отдаленный, самый безлюдный район Псковской области, который так и называется – Пустошкинский. Он сплошь зарос многовековыми и, к счастью, пока нетронутыми еловыми и сосновыми борами. Среди них лежит настоящая природная жемчужина – огромное озеро Язно. А посреди озера – целое ожерелье абсолютно безлюдных островов с богатейшей растительностью. Потрясающее по красоте место. Дубы, непроходимые заросли хмеля, орехи, малинники, грибы всех видов – все это в изобилии произрастает на островах озера.
– Для наших дней, похоже, райское местечко.
– Вот именно, райское. К тому же – тишина и покой. На этих широтах тесно сходятся две климатические зоны: Север и Юг. Уникальный симбиоз, здесь все лучшее из их растительного мира. Настоящие северные джунгли. Тут-то я и присмотрел островок, куда мы высадим всю пятерку моих лабораторных питомцев – шимпанзе: семилетнего вожака Боя, который за счет огромной силы держит всю семейку в полном повиновении, второго самца, «академика» по уму, – пятилетнего Тараса... Остальные – самки: Гамочке – пять лет, Сильве – четыре, малышке Чите – три.
– Леонид Александрович, – невольно вырвалось у меня, – а как же климат? Псков – это ой как далеко от экватора! Извините за просторечие – не дадут ли здесь шимпанзе дуба? Не окочурятся ли от холода?
– Риск, конечно, есть, не без этого. Прошлым летом средняя температура июля была всего 13 градусов. В этом, по прогнозам синоптиков, ожидается чуть выше 14–15. Да и печальный опыт наших американских коллег настораживает. Недавно они выпустили на свободу небольшую группу шимпанзе в южном штате Джорджия, климат которого несравнимо ближе к тропическому, чем наша Псковщина. Вскоре две обезьяны погибли, остальных пришлось вернуть в вольеры приматологического центра.
– Леонид Александрович, но вашим-то обезьянам чего не хватает? У них есть двухэтажный зимний дом в Колтушах, в еде тоже не обижены – имеют сбалансированное питание, свежие овощи и фрукты, есть огромные летние вольеры со стволами деревьев: прыгай, резвись – не хочу!  Это не Ленинградский зоопарк. Вот где настоящее гетто для содержащихся там животных. В центре города, почти у Петропавловской крепости, на крохотном клочке земли содержатся сотни несчастных животных, которым, как говорится, и ступить некуда…
– Игорь, ну Вы прямо не в бровь, а в глаз. Я консультирую сотрудников зоопарка по вопросам содержания обезьян – так что хорошо знаю его проблемы. На границах Ленинграда полно пустующих земель. Сколько раз мы – ученые – ставили вопросы перед властью о создании там нового зоопарка – бесполезно. Ответ один: «У города много проблем поважнее. Нам людей нужно расселять из коммуналок».

Что спорить – нужное дело. Коммуналки в городе Ленина – бесспорно, позор ХХ века. Расселяют ни шатко ни валко… Коммуналки в центре города – в первую очередь. После соответствующего шикарного ремонта в них поселяется номенклатура. А звери что – да подождут. Не сдохнут же от тесноты. Увы, умирают… От тесноты тоже....
Конечно, мои подопечные – это, бесспорно, своего рода «обезьянья номенклатура». Но все же и наши огромные вольеры, по сути, тоже клетки. Хотим мы того или не хотим, но все исследования, которые проводятся с животными в лабораторных условиях, не могут быть стопроцентно достоверными. Эти дети природы, попадая в неволю, испытывают жесточайший стресс. У них нарушается психика, обмен веществ, развиваются тяжелейшие болезни.
– Леонид Александрович, я как-то в одном научно-популярном журнале видел фотографию, от которой мне стало не по себе. Там была снята обезьяна, скованная по рукам и ногам стальной клеткой так, что животное не могло даже пошевелиться. Голова была тоже неподвижно зажата острыми шипами, а из нее во все стороны торчали вживленные в мозг электроды. У нее был мученический, совершенно безумный взгляд обреченной на вечные страдания. Может, обезьяна уже и с ума сошла, а с ее мозга информацию снимают как со здоровой. Ужас! И это современная наука?!
– Если на этой обезьяне моделировали крайне стрессовую ситуацию, тогда все правильно. Но, к великому сожалению, и тут Вы абсолютно правы, чаще всего бывает наоборот: действительное подгоняется под желаемое.
Вы, конечно же, посещая зоопарк, не раз наблюдали традиционную для такого места сценку: макака или другая обезьяна изо всех сил трясет решетку вольеры, издавая резкие гортанные звуки. Взрослые хохочут, дети в восторге – передразнивают обезьяну, строят ей уморительные рожи. И никому невдомек, что ничего смешного в поведении животного нет – обезьяна находится в жесточайшей истерике: она же в неволе! И не может ни убежать, ни даже скрыться от чуждых ей людей.
Вот почему я много лет вынашивал идею – провести медицинские, биологические и физиологические исследования шимпанзе и наблюдения за их поведением в условиях полной свободы животных. Именно на воле. Да и проблемы выживаемости человекообразных обезьян, их практически неизученные приспособительные возможности и, главное, воспроизводство – самые насущные задачи приматологии.

Павловские Колтуши расположены на 500 километров севернее Пскова, куда мы с Вами отправимся вместе с шимпанзе. Так что обезьяны наши, считаю, вполне закаленные для этого эксперимента – ни одна после содержания в летних вольерах не скончалась.
– Вот Вы, Леонид Александрович, затронули проблему воспроизводства. У нас что, в лабораториях не хватает обезьян? Да они же плодятся как кролики!
– Если говорить о низших обезьянах, таких, как, например, мартышки или макаки, то да – с ними проблем нет. Только в Сухуми со дня основания питомника приплод составил уже десятки тысяч таких обезьян. А вот у человекообразных – у горилл и шимпанзе – случаи рождения детенышей в неволе единичны. Точнее сказать – сенсационны!
Помните, есть такой польский анекдот – после жалобы жены на вопрос врача, почему здоровый во всем мужик не хочет заиметь детей, тот резонно отвечает: «Мы, Никульские, в неволе не размножаемся!» Именно в неволе не размножаются и шимпанзе. А каждая такая обезьяна – поистине бесценна для науки.
И еще: живя тысячи лет практически бок о бок с человекообразными обезьянами, мы, признаться, ничего не знали о братьях наших меньших. Да что там говорить – люди впервые поймали гориллу только в 1847 году. Поймали и поразилось – это было огромное, волосатое человекоподобное существо с руками и ногами, с пронзительным взглядом, с мимикой, жестами и позами человека.

Именно горилла вдохновила впоследствии кинематографистов многих стран на создание целого сериала приключенческих фильмов о могучем Кинг-Конге. Шимпанзе, конечно, несколько уступают гориллам в размерах и силе, но удивительное сходство их с человеком просто потрясает.
Проникнуть в тайны жизни шимпанзе на воле всегда было насущной задачей приматологии. Но сделать это оказалось невероятно сложно. Многие специалисты даже утверждали – практически невозможно!
– Почему, ведь африканские племена охотились на шимпанзе – ели их мясо, использовали шкуры?!
– Все так, мы тоже охотимся, скажем, на волков. А много ли мы знаем о жизни и законах волчьей стаи?! К тому же шимпанзе – не волки, которые в больших количествах живут во всех климатических зонах от Севера до Юга.
Шимпанзе же обитают только в Африке, в районе экватора, в самых труднодоступных, густых, практически непроходимых джунглях, где человеку и выжить-то трудно. Здесь его ежеминутно подстерегают сотни опасностей: ядовитые змеи, дикие животные, муравьи, сжирающие все живое на пути, москиты, тропические болезни. Мало кто мог отважиться отправиться в эти места на многие месяцы. И не ради экстремальной охоты и приключений, а для ежедневной опасной работы, практически надолго лишив себя всех благ цивилизации.
– И что же, все-таки нашелся такой смелый человек? Кто он?
– Нашелся. Как это ни парадоксально, им оказалась хрупкая 18-летняя англичанка Джейн Гудолл, с детских лет страстно любившая животных. В Кении у нее жила школьная подруга, и как-то в летние каникулы она поехала к ней в гости с надеждой хоть одним глазком увидеть в джунглях шимпанзе.
Там, на ферме подруги, совершенно случайно она встретилась с человеком, который и предопределил весь ее жизненный путь. Этим человеком был выдающийся кенийский ученый английского происхождения Л. Лики. Он был очень набожным христианином, но всецело поддерживал дарвиновскую теорию эволюционного развития и сделал в Восточной Африке антропологические открытия мирового значения. К тому же он слыл известным борцом за сохранение дикой природы Африки.

Джейн на то время вообще не имела никакого биологического образования, но она так страстно увлекла ученого идеей поселиться рядом с шимпанзе, что Лики не только благословил ее на этот великий подвиг во имя науки, но и помог найти средства, притом немалые, на осуществление проекта.
Оружием этой девушки стал обыкновенный бинокль. С ним, с легкой палаткой и самыми необходимыми в быту вещами она бесстрашно отправилась в джунгли заповедника Гомбе, что лежит на восточном берегу гигантского озера Танганьика, по объему воды и глубине уступающему только Байкалу, но длиннее его на 40 километров. Егери заповедника помогли Джейн подобрать место, где она гарантированно могла встретиться с шимпанзе.
Но только спустя два года, полных постоянных опасностей для жизни и невероятных трудностей, эти дети природы перестали скрываться при ее появлении, и Джейн хотя бы издали смогла провести некоторые наблюдения.
Еще два года ушло у этой мужественной девушки на то, чтобы растопить лед недоверия и отчужденности между человеком и членами обезьяньего стада, живущего в этом уголке джунглей. И когда этот барьер был преодолен, человеку впервые открылся таинственный мир жизни наших ближайших в животном мире родственников.
Картины жизни шимпанзе в месте их естественного обитания поражали воображение… Строгая иерархия семейного уклада и повышенная возбудимость не мешали прочным и длительным привязанностям, дети всегда были под защитой всего стада. У обезьян была сложная, но очень подвижная коммуникационная система – большой арсенал звуков, жестов, поз и гримас, которые, конечно же, далеки от речи человека, но прекрасно понимались каждым членом стада: это можно, это нельзя. Они приветствуют и успокаивают друг друга, выражают почтение, удивительно напоминая при этом человека. Эти животные способны и на хитрости, способны обманывать, но в определенных ситуациях делятся с сородичами самым ценным – пищей.
Шимпанзе широко используют орудия, изготавливая их из камней, палок и других подручных средств не только для защиты и нападения, но и для добычи пропитания.

Проведя много лет в джунглях бок о бок с шимпанзе, еще до получения высшего образования, Джейн Гудолл уже стала выдающимся антропологом. Впоследствии она написала научный бестселлер о своей работе в Африканских джунглях. Книга называется «В тени человека». Скоро она выйдет на русском языке, и мне посчастливилось быть ее редактором.
Конечно, многое из того, что наблюдала Джейн, – продолжал Фирсов свой удивительный рассказ, – мы видим ежедневно и в стенах нашей лаборатории. Кое в чем мы пошли дальше Гудолл. Например, в изучении звуковой коммуникации обезьян при общении друг с другом.
Дело в том, что в речи человека и многогранных криках и звуках шимпанзе много общего. Язык шимпанзе, если можно так упрощенно выразиться, это наш как бы прачеловеческий язык.
Все междометия нашей речи: ахи, вздохи, ухи, охи, произносимые с различными оттенками, высотой и тембром голоса – суть и основа языка общения шимпанзе. Я, например, хорошо различаю значение всех их звуков, возгласов и криков, каждый из которых имеет строго определенное значение.
– То есть Вы, Леонид Александрович, можете не только понимать своих подопечных, но и в какой-то степени общаться с ними?
– Ну, это слишком громко сказано, – улыбнулся Фирсов. – Точнее сказать – я могу голосом ясно выразить шимпанзе свое состояние: обиды, радости, нетерпения, предрасположенности или, наоборот, недовольства… Могу вовремя предупредить обезьян о подстерегающей их опасности. Или узнать о ней от них.
К тому же, для общения между собой в стаде шимпанзе широко используют яркую мимику, различные позы, большой арсенал жестов. Все это присутствует и в общении между людьми. Знание «обезьяньего языка» очень помогает в работе. Да и о мерах безопасности при работе с шимпанзе нужно всегда помнить – все же это дикие животные, насильно изъятые из природы, обладающие мгновенной реакцией, стальными зубами и огромной физической силой. Вожак Бой, например, с легкостью ворочает камни в три центнера весом, часами может висеть на суку на одном пальце, а его предыдущий товарищ как-то в сердцах в мгновение ока откусил мне два пальца на правой руке.
– Да, я заметил, но неудобно было спрашивать, отчего.
***
В общем, вы, читатели, уже поняли, с каким интересным человеком неожиданно свела меня судьба. Несмотря на очень холодное и дождливое лето, экспедиция наша прошла удачно, ни одна обезьяна не заболела, даже признаков гриппа не было. На подножном корме (из 175 видов растений, произраставших на острове, шимпанзе употребляли в пищу почти половину) обезьяны значительно прибавили в весе, у них не было отравлений, заметно улучшился волосяной покров и состав крови.
Мы отсняли совершенно уникальный материал о жизни стада шимпанзе, когда между человеком и животным нет разделительного барьера, и было непонятно порой, кто за кем наблюдает: мы за шимпанзе или они за нами.
Признаюсь, не все шло гладко, обезьяны долго не принимали чужаков – меня и кинооператора Николая Шермана – в свое стадо. Бывали моменты, когда мы исходили от страха холодным потом, ибо Бой – вожак и защитник стада, был готов переломать нам кости.
Но ничего, притерлись. Более того, Тарасик, например, к концу экспедиции вообще стал нашим закадычным другом, хлебом его не корми, а дай побыть возле кинооператора во время съемки, и подражал Коле во всем.
Однажды оператор зазевался, и Тарас, воспользовавшись моментом, включил камеру. Не скажу, что получилось блестяще, но эти кадры мы решили вставить в наш фильм – еще бы, первые в мире кадры, снятые шимпанзе! Неважно, при каких обстоятельствах.

Не буду утомлять вас, читатели, описанием всего, что увидел глаз нашей кинокамеры, и что одна из газет назвала «трудовым подвигом советских ученых и кинематографистов». Наш почти часовой фильм «Обезьяний остров» получил широкий прокат (только в Ленинградском кинотеатре «Знание» он демонстрировался 300 дней подряд), его часто показывали по телевидению и купили 70 стран. Если вы не видели этот фильм – сегодня это при желании легко наверстать – «Обезьяний остров» выложен в Интернете.
Но главный практический результат этой по-своему уникальной экспедиции на «Обезьяний остров» мы реально не только осознали, но и увидели через несколько лет, когда все самочки стада – Гамма, Чита и Сильва созрели для материнства, а Тарас превратился в сильного, пышущего здоровьем самца, готового, вероятно, побиться за престол с вожаком стада Боем. Но красавец Тарас очень уважал своего наставника и пока сосредоточился на любовных утехах, поскольку Бой, как это помягче выразиться, не был ему в этом соперником… Самки его не интересовали. Поверьте на слово – абсолютно не интересовали! Все как у людей, а вы говорите – животные!
Так вот, в этой ситуации у Тараса – своеобразного «султана» – от трех его жен появилось семеро крепких, здоровых малышей – 3 мальчика и 4 девочки!
Это был, бесспорно, долгожданный научный прорыв в приматологии. Стало ясно – питомники шимпанзе для воспроизводства этих редчайших животных можно создавать не только в тропиках и на жарком Юге, но и в средней полосе с умеренным климатом…
Кстати, свой эксперимент по акклиматизации шимпанзе Леонид Александрович не закончил, остановившись на Псковской области. Невероятно, но его подопечные, вывезенные однажды летом в Карелию, прекрасно адаптировались и в тех, абсолютно суровых для них, условиях. Все это говорит о невероятно больших приспособительных резервах организма шимпанзе, а значит, и нас с вами.

Продолжение следует