Между новой и прежней жизнью, между Австрией и Россией, были два часа в самолёте, и эти два судьбоносных часа много лет вспоминались с ясностью, недоступной подробнейшему дневнику. Вспоминался таможенный осмотр, лишивший его серебряной ложки (когда-то подаренной умершей бабушкой), нескольких книг (не самиздатовских, а купленных в книжных магазинах), а также банки с перловой крупой, которую родители всучили, чтоб не пришлось голодать в обстановке, где человек человеку – волк. В эту крупу один из таможенников долго тыкал карандашом, пытаясь выискать драгоценности. Карандаш ничего там не нащупал, но банку с перловкой всё же забрали, чтоб, очевидно, ещё поискать и найденное сунуть в собственный карман.
Вспоминался застеклённый переход от пограничников к самолёту, переход, напоминающий стеклянную кишку, высоко подвешенную над землёй, переход, о котором он столько грезил после отъезда друга Щеглова, который в белых штанах, без вещей, остановился среди перехода, закурил сигарету, отбросил спичку, огляделся по сторонам и решительными шагами удалился в мечту Заплетина. Оказавшись в той же стеклянной кишке, примерно там, где его приятель последний раз закурил в России, Заплетин тоже остановился и попытался в толпе провожавших, отгороженных отблёскивавшими стёклами и железными прутьями ограды, разглядеть родителей и друзей, но все слились в безликую массу. Он помахал рукой этой массе и повернулся к ней спиной.
“Как развернётся новая жизнь? – думал он в кресле самолёта. – В том, что мне, не еврею, а русскому, удалось получить визу в Израиль, я должен Бога благодарить. Наверное, будь я совершеннее, я благодарил бы только Бога, но я осмеливаюсь полагать, что мне помогли и мои достоинства, – настойчивость, воля, смелость, терпение. Однако, кто наделил меня этим, кто в какой-то зыбкий момент обратил негативное в позитивное? Господи, как я тебе благодарен”!
Самолёт стал снижаться, в окнах покачивалась аккуратно расчерченная земля. Колёса дотронулись до Австрии, он перекрестился, – всё! И, поглядев на часы, запомнил, – запомнил, кажется, навсегда, что вторая его жизнь началась 15 июня в 11 часов 45 минут, по новому, то есть по Венскому времени. Он сошёл с трапа, вздохнул полной грудью, глянул в глазок фотоаппарата, наведённого кем-то на только что прибывших.
- Куда вы? – спросила их у трапа круглолицая девушка из Сохнута, в свободном, из грубой материи платье. – Если в Израиль, сюда, пожалуйста.
- Мы не в Израиль, – ответил Заплетин.
- А куда?
- Ещё не решили.
- Ваши фамилия, имя и отчество...
Потом началась возня с чемоданами. Багаж отправлявшихся в Израиль собирался в отдельную кучу, чтоб погрузить на самолёт, уже стоявший неподалёку. Всем, кто решил остаться в Вене, чтоб эмигрировать в Америку или в другие части света, разрешили взять только по чемодану. Остальное – потом, когда устроитесь, – успокаивали толпу. Заплетин открыл свои пожитки. Обе кастрюли были погнуты, сломался будильник, разбились три чашки, но всё остальное не пострадало. Из всех чемоданов выбрали всё, что вначале понадобилось бы в Вене, и пару часов, ожидая автобуса, гуляли по венскому аэропорту. Ну и техника, ну и прогресс, – восхищались российские переселенцы туалетным диковинкам Запада: поднёс руки к крану – вода потекла, убрал – автоматически прекратилась; унитазы сами спускали воду; все туалетные стены зеркальные, чуть зазеваешься – лоб расшибёшь.
Из всей большой группы переселенцев мало кто чётко представлял, куда и к кому он отправляется. Многие надеялись на Америку, другие больше верили в Канаду, Южную Африку, Австралию, кто-то хотел остаться в Европе. Расплывчатых планов и идей было, конечно, хоть отбавляй, но что именно ожидает в незнакомой чужой стране, скоро ли выучится язык, удастся ли устроиться по специальности, предстоит ли долгая нищета или быстро удастся разбогатеть, – всё в будущем было неясно, тревожно. И, словно цепляясь за соломинку, которая поможет не утонуть в самом начале новой жизни, иммигранты активно друг с другом знакомились и обменивались адресами. Заплетин провёз все адреса, спрятав их в обуви перед таможней, а после осмотра тут же достал, чтобы не слишком пострадали. Он тоже кое с кем познакомился и обменялся адресами.
А вот и автобус, огромный, сверкающий, весь из вылизанного стекла. В автобус ринулись по старинке, толкаясь, кто первый, а вдруг мест не хватит. Но мест, конечно же, всем хватило. Эти избалованные австрийцы как-то изловчались жить с удобствами, как-то ухитрялись обходиться без поломок общественного транспорта, без зябко-тоскливого переминания на замызганных остановках, без штурмов переполненных автобусов с грубым отталкиванием друг друга, с воплями женщин, матом мужчин, без душных и липких душегубок, пропахших потом и перегаром, с лязгом болтающимся по дорогам покинутого отечества. Олицетворение комфорта мягко катилось по гладкой дороге в сторону города вальсов Штрауса, и взбодрившиеся иммигранты восхищённо комментировали аккуратные, как на картинке, дома и скверы, тщательно выметенные тротуары, цветы у дверей, на окнах, в клумбах, рекламные красочные щиты, игрушечную мельницу во дворике...
Вышли все у отеля “Цунтуркен”. Тротуар завалили чемоданами, и пустой автобус уехал. Толстая еврейка, распорядительница, стала заглядывать в свои списки, распределять всех по гостиницам, и тут же, под расписку, выдавала марки. Кого-то она оставляла в “Цунтуркене”, кого-то сажала на такси и отправляла в другие отели. Когда дошла очередь до Заплетиных, толстуха взглянула на их лица и что-то сказала по-немецки молодому рыжеусому мужчине, который сажал людей на такси.
- А нельзя ли нам с этой семьёй поселиться? – спросил Заплетин толстуху, указывая на Кофманов, с которыми только что познакомился и обменялся адресами.
- Вы евреи? – спросила толстуха.
- Нет, не евреи, – ответил Заплетин.
- Вези их в гостиницу “Херналсерхоф”, – велела толстуха рыжеусому.
Такси привезло их в “Херналсерхоф”. Человек, работавший за конторкой, по лицу какой-то островитянин, долго перелистывал бумаги, потом сообщил усталым голосом:
- Сегодня отель наш переполнен.
- И что нам делать? – спросил Заплетин.
- Не знаю, не знаю, – сказал портье и снова вернулся к своим бумагам.
Они терпеливо переминались, потом Заплетин вежливо кашлянул. Портье вскинул голову, глянул на них неузнавающими глазами, хотел, очевидно, спросить: Что угодно?, но всё же узнал их и даже вспомнил, какая проблема у этих русских, и потянулся к телефону.
- Вас номер с одной кроватью устроит? – спросил он после нескольких звонков.
- Устроит, устроит, – сказал Заплетин, который уже всерьёз опасался остаться на ближнюю ночь без кровати, и тот же таксист привёз их в отель под названием “Неу Бау”.
Менеджер этого отеля, хмурая рыжая австрийка, не говорящая по-русски, пыталась отмахнуться от таксиста, который требовал с ним расплатиться, долго с ним спорила, всё ж рассчиталась, и повела новых клиентов в маленькую комнату под крышей. Жильё у них было, но как быть с едой? Им почему-то не дали денег, хотя, как в автобусе объявили, марки дадут на первое время перед вселением в гостиницу. Заплетин зашёл в соседнюю комнату. Еврейская пара, там обитавшая, ему подтвердила, что – да, платят сразу, немного, но хватит на несколько дней. Заплетин спустился в холл гостиницы, попросил девушку за конторкой позвонить в отель “Цунтуркен”. Она долго не понимала, о чём Заплетин её просил, потом неохотно позвонила. На другом конце провода был человек, хорошо говорящий по-русски. Он удивился тому, что Заплетины до сих пор остаются без денег, и предложил приехать к нему.
Они долго искали такси, нашли, наконец, вернулись в “Цунтуркен”. Чернявый еврей позвонил той женщине, которая закинула их в “Херналсерхоф”, а та буквально на них набросилась:
- Почему вы поехали в “Неу Бау”? Мы эту гостиницу не оплачиваем. Возвращайтесь немедленно в “Херналсерхоф”.
- В обеих гостиницах не было мест. И, кроме того, мы не самовольно..., – начал Заплетин объяснять, но та тётка бросила трубку.
- Ну вот, – сказал Заплетин чернявому. – Теперь у нас ни денег, ни гостиницы.
- А я тут причём, – сказал чернявый. – Что мне прикажут, то и делаю. О вас у меня нет приказаний.
- Таксист там ждёт, – вспомнил Заплетин. – Ждёт, чтобы вы с ним расплатились.
- Вы приехали на такси? Почему не использовали трамвай?
- Нам до сих пор не выдали марок. И мы по-немецки не говорим, чтобы спросить, как куда добраться.
Чернявый пошёл расплатиться с таксистом, вернулся в отель и предложил вернуть ему деньги за такси. У Заплетина под рубашкой были припрятаны все их финансы – двести шестьдесят девять долларов (эмигрантам в Москве разрешали обменивать по девяносто рублей на человека, по странному правительственному курсу один доллар на шестьдесят семь копеек).
- У нас, к сожалению, только доллары.
- Ничего, я возьму и доллары. В банке вам обменяют доллар на тринадцать и девять десятых марок. Я обменяю вам по четырнадцать.
Заплетин зашёл в ближайший подъезд, вынул бумажку в десять долларов, вернулся к чернявому, тот отсчитал сколько-то сдачи в марках и шиллингах.
- Как нам добраться до “Херналсерхоф”?
- Вам туда, – отвечал чернявый, рукой указывая направление.
- Автобусом ехать или трамваем?
- Трамваем.
- Где остановка трамвая?
- На том углу.
- А номер какой?
- Не знаю. Спросите на остановке.
- Где нам сходить?
- Тоже спросите. Ну, мне некогда. Надо идти. – И с этим чернявый исчез в отеле.
Всё, что их сейчас окружало, – дома, пешеходы, машины, вся улица, – всё стало казаться недобрым, враждебным, и невольно возникла мысль: а, может, права советская пресса, описывая волчьи нравы Запада? На углу из лотка продавали хот-доги. Взглянув на пузатые сардельки, аппетитно шипящие на гриле, почти поперхнувшись голодной слюной, и выяснив, сколько стоит хот-дог, Заплетин стал пересчитывать сдачу. И понял, её бы не хватило даже на единственную порцию. Пока на трамвайной остановке они выясняли номер трамвая до гостиницы “Херналсерхоф”, к ним подошёл чернявый портье.
- Господа, я ошибся, давая сдачу. Вы должны мне ещё пятьдесят пять шиллингов.
Смеркалось. Постепенно загорались старинные чугунные фонари, фары машин, рекламные вывески, витрины различных магазинов, в которых всё выглядело недоступным. Заплетин смотрел, как автомобили, блестящие, чистые, с виду новенькие, будто сошедшие с конвейера, струились вдоль каменных особняков, смотрел на водителей и пассажиров, одетых в хорошую одежду. Все эти австрийцы ему казались таинственными, сказочно богатыми, и он поверить не мог, что когда-нибудь и он окажется за рулём одного из таких автомобилей.
В трамвае всё было непонятно, – сколько платить, как заплатить, на какой остановке выходить, – но тут попалась старая венка, которая могла им объяснить на смеси английского и французского, – языки эти Заплетин изучал в ожидании эмиграции. Венка даже вышла вместе с ними, помогла им даже дойти до “Неу Бау”, где находились их чемоданы, помогла разобраться с портье гостиницы, потом довела их до “Херналсерхоф”, куда с двумя тяжёлыми чемоданами они тащились минут тридцать.
Уже знакомый им филиппинец провёл их в комнату 23. Туда они шли сквозь другую комнату, в которой жили пять человек. Открыли дверь, но войти не могли, навстречу им ринулась еврейка, пожилая, со встрёпанными волосами, с разъярённым лицом – настоящая фурия.
- Нас уже трое, – орала она. – Безобразие, с нами мать-старуха. Вон, глядите, совсем не ходит, мы её стаскиваем на горшок. Нас не имеют права теснить.
Пожилой еврей, понятно, что муж, тоже выкрикнул несколько слов, и руками на Заплетиных замахал, словно назойливых мух отгоняя. В комнате были две лишних кровати, явно предназначенные для Заплетиных, но под таким яростным натиском они ретировались в холл гостиницы. Там филиппинец развёл руками:
- Я ничего не могу поделать. – Он распотрошил свои бумаги. – Найдите что-то на пару ночей. Пятница всегда тяжёлый день. В воскресенье дадим вам отдельную комнату.
Они с полчаса помаялись в холле. Глаза от недосыпа так слипались, что, казалось, они заснули бы стоя. В Заплетине взбухла волна бешенства, и он взбежал к двадцать третьей комнате.
- Извините, – сказал он, дверь распахнув. – Эти пустые кровати – наши. Нам обещали в воскресенье предоставить отдельную комнату.
Еврейская пара спустилась в холл, бурно поскандалила с островитянином, неохотно смирилась с ситуацией. Портье пошёл за комплектом белья, и наскрёб всего на одну постель. Кровать была узкая, на одного. Заплетины тесно прижались друг к другу, послушали гул машин за окном, голоса соседей по комнате, уснули и проспали до утра.
Да, первый день за пределами родины был неудачным и даже пугающим, но буквально на следующее утро жизнь Заплетиных посветлела. В Венской гостинице “Неу Бау” их переселили в комнатушку, тёмную, с окнами на стену, рядом с коридорным туалетом, но зато замечательно отдельную. Их, наконец, отыскали в списках легитимных политэмигрантов, отпустили им деньги на проживание. Они тут же бросились на рынок, изумились огромному ассортименту, и, выбирая, что подешевле, купили еды на несколько дней. Дальше пошли прогулки по Вене, по чистым её, вылизанным улочкам, поездки на уютненьких трамвайчиках с нежным, почти райским перезвоном перед остановками и после, дармовые музеи, роскошные парки, курсы немецкого языка...
Заплетины в Вене прожили месяц. Столица Австрии так понравилась, что уезжать из неё не хотелось. Среди иммигрантов ходили слухи, что католический фонд “Каритас”, который стал содержать Заплетиных, разрешал оставаться в Вене три года. В первые годы жизни в Америке, когда ещё многое не ладилось, Заплетин жалел, что и они поспешили уехать из Австрии. Когда ещё в жизни бедновато, но беззаботно поживёшь в таком замечательном городе. Но тогда, в первые дни иммиграции, на душе его было не спокойно, хотелось поскорее определиться, да и страну он давно выбрал.
Если Татьяна была согласна переехать в какую угодно страну, то Заплетин давно, ещё в ранней юности захотел перебраться в Америку, где, представлял он, его жизнь будет ослепительно насыщена путешествиями в экзотические страны, знакомством с удивительными обычаями, жизнью на яхтах и островах. Он выбрал Америку, как мечту, пусть в момент выбора нереальную, недоступную, утопическую, но на то и нужны, наверно, мечты, чтоб где-то, пусть в очень страшной дали, как маяк, загорался смысл жизни. Не то ведь страшно, что мы заблуждаемся, выбрав какую-то ложную цель, а то омерзительно, если мы ничем не отличаемся от коров, которым вовсе не интересно, зачем они бродят по лугам и бесконечно жуют траву.
В Вене Америка стала доступной, и Заплетин решил немного помедлить с переходом в “Толстовский Фонд”, который без особых промедлений отправлял иммигрантов в США. Никто их никуда не торопил, и грех не воспользоваться моментом, уникальным моментом в судьбе, когда можно было поразмышлять и о других местах планеты, согласных принять бывших россиян.
Странное дело выбирать то, о чём раньше и не мечталось, выбирать страну своей новой жизни. Заплетин немного знал английский, посему его больше занимали страны этого языка, и страны желательно высокоразвитые. О плюсах и минусах каждой страны в иммиграции было много мнений, но ежели выделить то, в чём все так или иначе соглашались, то Канада считалась страной желательной, в основном из-за бесплатной медицины. Были и минусы в Канаде: она принимала эмигрантов лишь с определёнными профессиями, да и климат слишком холодный. Австралия – далёкая провинция, но уютна и беззаботна, и звали её золотой клеткой (уехать оттуда, конечно, можно, но вывезти все свои накопления из Австралии, вроде бы, нелегко). Новая Зеландия – край света, красивая природа, чистый воздух, малочисленное население, но не с овцами же общаться. Англия – очень трудно попасть, как и в другие страны Европы; впрочем, не грустно ли жить в стране, где почти беспрерывные дожди. Южная Африка – кто его знает, да и к чему проблемы с неграми. О США ходило мнение, как о стране неограниченных возможностей, а кому себя хочется ограничивать? Посему туда ехали большинство. А те, кто Америку избегали, под неограниченными возможностями справедливо имели в виду возможности риска, неудачи, нищеты, бесконечной борьбы за выживание. Такие боялись ехать в Америку, такие хотели бы жить в стране, в которой с первого же дня предоставляли жильё, работу, надёжную зарплату или пенсию.
Продолжение следует
Как приобрести книгу «Сказки русского ресторана»
и другие книги Александра Мигунова:
Чек или мани ордер пошлите по адресу:
Alexander Migunov
4011 Catalina Drive, Bradenton, FL 34210.
Дополнительная информация:
Телефон: 561-843-3224, e-mail
Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript
,
сайт автора www.amigunov.com.
Стоимость книг: «Сказки русского ресторана», 530 стр. - $16.00
«Веранда для ливней», 288 стр. – $10.00
«Поля проигранных сражений», 301 стр. - $10.00
«Hotel Million Monkeys and other stories» (на англ.), 208 стр. - $10.00
Цена за книги включает налог на продажу и стоимость пересылки.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ГУАМСКИЙ ВАРИАНТ
