КОНТУР

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ГУАМСКИЙ ВАРИАНТ

Глава 18. Начало эмиграции
(продолжение)

Вена понравилась до того, что они даже стали серьёзно подумывать, а не остаться ли им в Австрии. Заплетин о том написал Щеглову, своему школьному другу, который эмигрировал много раньше, жил в Калифорнии, и иногда по каким-то делам ездил в Канаду. Через пару недель пришёл ответ.
“Дорогие ребятушки, - писал Щеглов, - мы рады, что вы, наконец-то, вырвались. Ждём вас на этом прекрасном континенте с широко распростёртыми объятиями. Кроме Калифорнии с прибрежными песками, великолепными горами и долинами, с кактусами и цикадами, и непременно с бутылкой шампанского, которую мы с вами разопьём, откопав её в нашем цветущем саду, вам предстоит поездка в Канаду, и не одна, а целый их ряд, в разные годы, зимой и летом, причём в Канаде такие места, что слов для отображения видимого и чувствуемого - решительно никаких.

Нет, не обращайте на Европу чересчур много внимания, она, право, того не стоит. Вас, только вырвавшихся из Союза, сейчас поразит и привлечёт любая западная страна. Отсюда Европа предстаёт жалковатой, нищей, тощей старухой. Все ваши теперешние невзгоды забудутся в Америке моментально, и вы, оглянувшись на сегодняшнее, поймёте, как вы были наивны, и как богаты теперь, то есть в будущем. Вот почему не унывайте, ибо, как говорят клошары, деньги придут, но и уйдут. Между прочим, в Италии всё дешевле - отчего вы не поехали туда? И почему вы из “Хиаса” перешли в фонд “Каритас”. “Каритас” - не совсем то, что вам нужно, он не гарантирует непременное попадание в США, постарайтесь перейти в “Толстовский Фонд”.
Возникает вопрос с гарантийной бумагой, эта штука довольно хлопотная. Нам кажется, есть способы попроще переправить вас к нам, в Лос-Анджелес. Об этих способах мы и узнаем буквально в следующее воскресенье, в замечательном штате Вермонт, где каждое лето фонтанирует знаменитая русская школа при Норвичском университете, и где всякую неделю, по выходным, собирается наша замечательная православная и жидовствующая молодёжь на чашку водки и бочку пива в местном и довольно-таки горном кабаре “Четыре Времени Года”, хозяин коего - Фома Джонсон, ирландский краснобородый человек без всяких видов на будущее, но с потрясающим видом из окна. Вы с ним непременно познакомитесь, когда и вы окажетесь в Вермонте.

Хочу вам кое-что рассказать про будущую нашу-вашу жизнь на побережье Калифорнии. Не беспокойтесь, что вы нас стесните: дом наш огромный по русским понятиям - примерно двести квадратных метров, плюс - небольшой, но цветущий сад. В доме есть, как бы, две половины, мы вам отдадим одну половину. Жильё ваше будет значительно лучше, чем всё, что возможно найти в Калифорнии, если учитывать бесплатность, близость к океану, чистоту воздуха, изолированность от суеты и шума большого города, а также нашу к вам полузаочную привязанность и любовь.
Представьте жизнь на краю Ойкумены, перед лицом не страшных цунами, на самой западной кромке Запада. Представьте прогулки вдоль прибоя, купание, серфинг, велосипед, теннис, футбол с мексиканской шпаной. Представьте поездки зимой в горы, до которых отсюда рукой подать, и где можно кататься на лыжах, санках и кое-где на коньках. Дорога в Лас-Вегас, по пустыне, со скоростью вплоть до ста миль в одночасье. Покупка револьверов и автоматов, и стрельба из них по консервным банкам. Отъезд в Юго-Восточную Азию, и особенно в Сингапур с его интимными массажистками. Покупка лучшего общего дома на вместе заработанные, выигранные в казино, найденные на дне Красного моря или, на худой конец, на проигранные, пропитые или попросту потерянные деньги. И, наконец, почему бы не яхта. Всё это и нас освежит, и вас. И вот. Приезжайте поскорее.
Что же касается работы, то на самое первое время тебя можно устроить пианистом в один из соседних баров. Там будут очень недурно платить, лишь только выучишь несколько песенок, мерзких, но в Америке популярных, и будешь их, как бы невзначай, наигрывать по вечерам. На второй случай, если не бар, есть у нас, слава богу, знакомства в мире музыки и филармонии - из новейших, в общем-то, иммигрантов.
Кончаю, обнимаю. Твой Андрей”.

Письмо Щеглова казалось сказкой, но Заплетин поверил в каждое слово и задохнулся от перспектив, которые Америка сулила. Он тут же поехал в “Толстовский Фонд”, и буквально в течение нескольких дней их переправили в Италию.
В Риме они сняли комнатушку у одинокого старика. Лифта в том доме не водилось, и приходилось тащиться по лестнице на четвёртый этаж, под самую крышу. Окна глазели на узкую улицу, напоминавшую ущелье и упиравшуюся в Колизей. Дно ущелья, не знавшее солнца, круглые сутки грохотало под колёсами автомобилей и уши раздиравших мотоциклов, с которых владельцы сняли глушители. Под этот шум они спали плохо, но легче примириться с недосыпом, раздиравшим скулы в дневное время, чем примириться с туалетом, которым им приходилось пользоваться.
Так называемый туалет находился прямо в гостиной, то есть ничем не отгораживался от центрального помещения, и был, как будто, дыра в стене, в которую воткнули унитаз. Дыра с унитазом прикрывалась широкой доской, похожей на ставню, и открывалась она, как ставня, противно повизгивая на петлях. Если возникала малая нужда, мужчинам было вполне привычно пользоваться этим туалетом, но как же неловко было женщинам! А если большая нужда возникала, они после первой же попытки, обернувшейся болями в спине и подтиранием пола в гостиной, решили пользоваться ведром. Татьяна, чувствительная, как все женщины, к неприятным особенностям уборных, отказалась от этого туалета, и от того не пропускала ни одного унитаза в городе. Вскоре, однако, она отвергла и все общественные туалеты, которые в Италии не изолированы от глаз любопытного прохожего. Она перешла на туалеты, расположенные в ресторанах, в чём, к счастью, их работники не отказывали, стоило только проговорить: скузи, синьорэ, тойлетта.

Хозяин квартиры жил на пенсию, дом покидал ненадолго и редко, и, кажется, только для того, чтобы купить за ближайшим углом итальянские багеты, кусок сыра и двухлитровую бутыль “Ламбруско”. Похоже, он ел и пил только это на завтрак, обед и ужин. Возможно, он ел и что-то другое, пока отсутствовали жильцы, а они отсутствовали подолгу, но в часы, когда они не отсутствовали, на столе в гостиной, где он питался, читал газеты, смотрел телевизор, неизменно присутствовали булка, сыр и большая бутылка “Ламбруско”. Если жильцы его заставали во время приёма пищи, он приносил ещё два стакана, наполнял их “Ламбруско”, кивал на них и продолжал молчаливую трапезу. Разговоры у них не получались, не было общего языка, да если бы, кажется, и был, то язык у хозяина квартиры не отличался достаточной гибкостью для производства больше двух слов. Первый раз жильцы отказались от предложенного вина, но старик от них не отстал, пока они, всё-таки, не выпили. С тех пор они никогда не отказывались, а совесть успокаивали тем, что время от времени приносили точно такую же бутылку, оставляли её на столе как бы для общего потребления, сами не дотрагивались до неё и с удовольствием отмечали, как бутылка наутро исчезала.

К счастью, в этой шумной квартире с самым неудобным в мире туалетом они прожили всего неделю. Не стоит, конечно, быть в жизни нытиком, и всем говорить о своих проблемах, но если это делать ненавязчиво, с наигранным юмором и улыбочкой, то кто-то услышит и посоветует, как избавиться от проблемы. Так и в “Толстовском Фонде” услышали о квартирной ситуации Заплетиных, и кто-то сказал, что при русской церкви есть замечательная квартира, что она только что освободилась, и платить за неё совсем немного. Заплетины тут же отправились в церковь.
Квартиру им показал настоятель. Впервые взглянув на отца Георгия, подумаешь: да, батюшка старенький, такому давно пора на пенсию. Но стоило батюшке заговорить голосом ясным и молодым, на чистом московском языке, он внешне, как будто, молодел. Возможно, он сдал бы квартиру неверующим, но Заплетин на всякий случай свою религиозность подчеркнул и даже несколько преувеличил. Сказал о знакомстве с отцом Дудко, о том, что венчался с Татьяной в церкви, и что, пока они будут в Риме, хотел бы пройтись по святым местам. Батюшка тут же сходил куда-то и подарил им путеводитель для русского православного богомольца, который им очень пригодился, когда они знакомились с Римом.
По сравнению с жильём у Колизея, квартира при церкви была, как дворец. Просторная, с высокими потолками, с прохладными мраморными полами, с замечательным туалетом. С батюшкой они договорились, но договорятся ли с итальянцем? Они заплатили ему вперёд за двухнедельное проживание, а прожили меньше недели. Ежели он не вернёт деньги за неиспользованные дни, они не сумеют заплатить за квартиру при русской церкви. Впрочем, они понимали и то, что итальянец мог подыскать других, понадёжнее жильцов, и потому имел полное право ничего им не возвращать.

С этими тягостными мыслями они вернулись в жильё старика, которое после квартиры в церкви показалось ещё более неприятным. Они жестами объяснили, что собираются съезжать, и что хотелось бы получить вперёд выплаченные деньги. На лице старика, всегда суровом, и как бы высеченном из камня, ни одна молекула не шевельнулась. Он только кивнул и вернулся к газете, которую до этого читал, а Заплетины торчали перед ним, как робкие просители перед начальником. Закончив какую-то заметку, старик оторвал от газеты огрызок, с помощью огрызка карандаша провёл арифметический подсчёт и удалился в свою комнату. Зачем, и надолго ли удалился? - переминались они с ноги на ногу, и после какого-то ожидания решили смириться с потерей денег. Но только они двинулись к двери, хозяин квартиры ступил в гостиную и сунул Заплетину пачку лир, ту сумму, на которую они рассчитывали. Он жестом велел им не уходить, поставил на стол три пустых стакана и двухлитровую “Ламбруско”, и подливал им, и сам пил, пока бутылка не опустела. Заплетин обнял старика на прощание, и тот, охмелевший, так расчувствовался, что хлопнул Заплетина по плечу.

Весь Рим показался теплей, дружелюбней после того, как они переехали. Иногда они сталкивались с отцом Георгием, и тот их не сразу отпускал. Говорил он не только о религии. Казалось, он знал обо всём на свете, как настоящий энциклопедист. Он жил в разных частях света, знал несколько языков, обладал превосходной памятью. Однажды он заглянул к Заплетиным, сказал, что ему звонили из фонда, просили их приехать следующим утром для какого-то интервью. Они позвонили в фонд уточнить и узнали, что журналист, представлявший журнал “Грация”, собирал материал об эмигрантах из Союза.
В фойе “Толстовского Фонда” сидели армянская семья, мужчина лет сорока, назвавший себя Карло Карлони, фотограф журнала и переводчица. Пришлось потерпеть, пока часа два Карло беседовал с армянином, отсидевшим в тюрьме за инакомыслие. Потом он устало взглянул на Заплетиных и спросил не опасаются ли они назвать их фамилии и имена, и можно ли их фотографировать. Переводчица это перевела с итальянского на русский, а Заплетин ответил на английском.
Карло решил отпустить переводчицу, и дальше беседа шла на английском. Журналист записал много подробностей о жизни Заплетиных в России, о том, как им удалось эмигрировать, спросил об их планах на будущее, и вдруг, ответа не дожидаясь, предложил с ним пообедать в ресторане отеля “Regina Carlton”, где он останавливался всякий раз, когда приезжал в Рим из Милана.
- Ну что, по мартини? - спросил Карло, когда они устроились в баре.
В романах о Западе мартини пили направо и налево, но что входило в состав мартини? То ли это был вермут мартини, то ли какой-то там коктейль, который пьют богатые люди?
- Похоже на водку, - сказал Заплетин, попробовав напиток из бокала с сильно расширенными краями, - только вкус не совсем, как у водки.
- Водка, немного сухого вермута, оливки и лёд, - пояснил Карло. - Любимый напиток Джеймса Бонда.
“Вот она, наша новая жизнь”, - думал Заплетин, в рот забрасывая орешки, оливки, хрустящий картофель.
- Не подумайте, что спрашиваю для прессы, - сказал журналист, повторив мартини. С лица его сбежали признаки усталости, лицо заметно помолодело. – Скажите, нуждаетесь ли вы в деньгах?
Они знали этого человек не дольше трёх-четырёх часов, а он уже им предлагал деньги. Если люди на Западе так щедры, о будущем не стоит беспокоиться.
- Если в долг, - промямлил Заплетин.
- Двести долларов вас устроят?
И, ответа не дожидаясь, Карло извлёк из кармана бумажник и протянул им двести долларов.
- Вернёте, когда разбогатеете.
Они перешли за стол в ресторане. Бутылка вина, фаршированные каракатицы, жаркое из кролика с розмарином, креветки, устрицы в сухарях, ризотто из черники, тыквенный мусс, и ещё бутылка вина. У Карло было много вопросов об их жизни в Советском Союзе, о жизни, почерпнутой не из газет и телевизионных новостей. Задал, например, такой вопрос: используют ли женщины в России губную помаду и тушь для ресниц (при этом он поглядел на Татьяну, которая косметику употребляла, но в то утро о ней забыла). Карло посоветовал Заплетиным не жалеть денег и времени, чтобы бывать в первоклассном обществе, не тратить времени на общение с второсортными людьми. Советовал также максимально использовать первые годы в Америке, пока они в той стране новинка. Сказал, что отныне у них в Италии есть настоящий друг.
- Да, и когда появятся деньги, непременно купите “Ягуар”, - сказал Карло, когда прощались у входа в церковную квартиру.
“Ягуар, Мерседес, Роллс-Ройс - всё купим! - думал Заплетин, обнимая щедрого друга-итальянца. - Вот только до Америки доберёмся”.
Исключая назойливые мысли, как жизнь обернётся на чужбине, Заплетины жили в Риме празднично, они себя чувствовали туристами, у которых единственная забота - оглядеть местные достопримечательности. А в Риме, наверно, и года не хватит, чтоб познакомиться со всеми храмами, древними руинами, виллами, памятниками, музеями… А тут ещё подробные советы путеводителя для богомольцев, который батюшка подарил.

Одновременно неторопливо крутились и колёса эмиграции. Интервью в консульстве США, медицинская комиссия, ожидание гаранта, перелёт через Атлантику на самолёте “Алиталии”, встреча в Нью-Йорке с другом Щегловым и его недавней женой Мариной. Жена была рыхлая, неприглядная, с желтоватой дряблой кожей, очевидно, доставшейся по наследству. Зато у неё были деньги и дом, - наследство от предыдущего мужа, который скончался от удара. Заплетин несколько подивился тому, что его симпатичный приятель связался с такой неприметной женщиной. “Одно остаётся, - подумал он, - перевесили деньги и жилище”. В том доме их приглашали жить неограниченное время. Заплетин тут же сообразил, что время будет очень ограниченным. Не верил он в кухню с двумя женщинами, и вообще был щепетилен, всегда стыдился людей стеснять. У Щеглова были дела в Канаде, и они в Калифорнию полетели с его едва знакомой супругой.
В “Толстовском Фонде” Города Ангелов Заплетиных приняли странно сухо, дали по семьдесят долларов каждому, а в другой помощи отказали.
- И даже с устройством на работу не поможете?
- Сейчас мы очень заняты и в средствах ограничены, - сказали ему с сильным акцентом.
- Это как? - подивился Заплетин. - Русских-то, вроде, почти и нету. Почти все иммигранты евреи.
- Дело не в русских, - сказали ему. - В Америку большой наплыв вьетнамцев, и мы им активно помогаем.
- Но фонд-то ведь русский, - сказал Заплетин.
- Мы не можем себя ограничивать только одной русской нацией, - возразила ему толстовка. - Иначе, мы будем националистами. Помощь наша гуманитарная, и мы обязаны всем помогать.
- Что, даже неграм, живущим в Африке?
Толстовку просто перекосило.
- Боюсь, вы приехали в Америку с неправильным настроением. Цвет кожи не может иметь значения. Надо, мы и Африке поможем! А с работой вы можете обратиться в агентства по найму рабочей силы.
“Лучше было сказаться евреем, - думал он с грустью, бредя по улице в сторону автобусной остановки. Нет, ему правильно говорил диссидент в самолёте из Москвы. Неважно, - советовал диссидент, - что ты не очень похож на еврея. Ты туда едешь без документов, поскольку советская власть не любит их выпускать за границу. Поэтому любая информация о твоей предыдущей жизни там будет записываться со слов, и только с твоих слов. Говори, что еврей, и всё образуется”.
Нет, не послушал он диссидента. В Вене, когда их сортировали еврей или не еврей, они сказали, что не евреи и поэтому попали не в “Хиас”, помогавший только евреям, а в католический фонд “Каритас” с немецким пьяницей во главе. А если бы в “Хиасе” оказались, то и квартиру бы им подобрали, и на курсы английского послали, и на работу бы стали устраивать, и денежки выдали бы нормальные, и заём беспроцентный на пару тысяч, на первые насущные расходы. Он брёл по улице Голливуда, и со стеснением в груди думал о том, что вторая жизнь может сложиться намного хуже, чем её описывал Щеглов.

Есть вещи, которые неизбежны. Две бабы на кухне - ведь так старо, но нет - Заплетины всё же влипли. Мелочь за мелочью накопились, и Марина ходила по дому волком. Однажды, подрагивая от бешенства, она позвала Татьяну в уборную, подвела к унитазу и спросила:
- А это что, позвольте спросить?
Дно унитаза под слоем воды было вымазано испражнениями. Конечно, было нехорошо держать унитаз в таком состоянии, ведь рядом, рукой только дотянись, стояла щётка на длинной ручке. Сделал дело, смыл, поглядел, и если не чисто, взял щётку в руку, пошурудил ею немного, и, пожалуйста, унитаз в приятном для зрения состоянии. Всё это Марина на грани взрыва выговорила Татьяне, и добавила несколько оскорблений.
Заплетин это не лицезрел, он в тот момент смотрел телевизор. Татьяна вернулась к нему в слезах и сказала, что им надо съезжать. Денег у них совсем ещё не было, и о поисках квартиры не было и речи. Он отправился к хозяйке объясниться. Постучал в дверь спальни, никто не ответил. Он осмелился заглянуть. Марина лежала с мёртвым лицом.
- Да, по поводу унитаза, - сказал он мягко и примиренчески. - Это совсем не вина Татьяны. Это, наверно, моя вина. Я подобрал за вашей собакой всего десять минут назад и сбросил её дерьмо в унитаз. Ты ведь сама так посоветовала, - выбрасывать после собаки не в мусор, а именно в унитаз, потому что мусорная машина приезжает лишь раз в неделю, и от жары дерьмо зловонит. Я собрался почистить унитаз, но отвлёкся на новости по телевизору. Ты уж, ради бога, извини. Больше такое не повторится.
- Если бы только один унитаз, - сказала Марина с дрожью в голосе.
- Что там ещё? - спросил Заплетин.

Он знал и без этого вопроса, что с её точки зрения Татьяна была белоручка, лентяйка, грязнуля, была нахлебница, неблагодарная, не умела и не любила готовить, и ко всему была ещё хамкой, - женщины просто гениальны в обрисовке других женщин.
- Да всё на свете! - прорвало Марину. - Я ведь вижу, как ты стараешься, делаешь всё, чтоб её покрыть. А она… посуду не моет, бросает стаканы, где попало, пыль стирает с грязными разводами, даже свои грязные трусы не могла постирать сама, мне почему-то пришлось стирать.
- Но, - осторожно вставил Заплетин, - разве в стиральную машину мы должны своё закладывать отдельно? Ты же сказала, что можно всё вместе.
- А, ладно, - сказала Марина и отвернулась лицом к стене.
Приехав домой из аэропорта и вытащив сумки из машины, Щеглов пошёл в гараж за лопатой и в самом дальнем углу участка извлёк из земли бутылку шампанского. Они сфотографировались с бутылкой, откупорили, разлили по стаканам, но пить не смогли - вино прокисло. Из холодильника тут же возникла трёхлитровая бутыль калифорнийского шабли, женщины выложили закуски.
В какой-то момент, без причины видимой, изрядно опьяневшая Марина кулаком трахнула по столу, и стала орать, как психопат на самой верхней стадии бешенства. Когда она назвала Татьяну грязной свиньёй и ещё паскудой, Татьяна вскочила и убежала. Заплетин тоже хотел уйти, собрать свои вещи, вызвать такси и уехать из этого дома, но он не знал, куда им деваться. Он стал объясняться и улаживать, ходил утешать и звать Татьяну, сумел её даже вернуть в компанию. Выплеснув все свои претензии, Марина умолкла и успокоилась. Все постепенно повеселели, чему помогали бокал за бокалом, и в результате все так напились, что даже по душам поговорили и даже решили, что всё в порядке. Заплетин, однако, уже понимал, что надо съезжать, и съезжать поскорее.

Продолжение следует

Как приобрести книгу
«Сказки русского ресторана»
и другие книги Александра Мигунова:
Чек или мани ордер пошлите по адресу:
Alexander Migunov
4011 Catalina Drive, Bradenton, FL 34210.
Дополнительная информация:
Телефон: 561-843-3224, e-mail Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript ,
сайт автора www.amigunov.com.
Стоимость книг: «Сказки русского ресторана», 530 стр. - $16.00
«Веранда для ливней», 288 стр. – $10.00
«Поля проигранных сражений», 301 стр. - $10.00
«Hotel Million Monkeys and other stories» (на англ.), 208 стр. - $10.00
Цена за книги включает налог на продажу и стоимость пересылки.