Версия для печати

ХОЛОДНАЯ ОСЕНЬ ПРАЖСКОЙ ВЕСНЫ

Автор: 

Ровно 45 лет назад, в ночь с 20 на 21 августа 1968 года вся Чехословакия проснулась от лязга танковых гусениц и гула бронетранспортёров. По восемнадцати главным магистралям от границ с Польшей, Венгрией, СССР и Германией вглубь страны двигались войска стран Варшавского договора, занимая город за городом.

В это же время на четыре взлетно-посадочные полосы Пражского аэродрома при свете мощных фар безостановочно садились огромные транспортные самолёты с советскими десантниками. АН-12 не заруливали на стоянку, они лишь сбавляли скорость до разумного предела: прекрасно обученная десантура на ходу покидала машины, одновременно из их чрева выкатывалась техника, и ''Аннушки'' немедленно взлетали, давая дорогу новым самолётам.

Каждый высадившийся взвод имел на руках хорошо изученную карту местности и чёткое боевое задание. Все направления вели к городу Прага.

В течение четырёх часов под контроль советских десантников были взяты главные партийные, правительственные и хозяйственные здания столицы Чехословакии.

К началу рабочего дня страна была полностью оккупирована. Третий раз за последние 25 лет. Первый раз - Гитлером в 1939 году, в 45-м - советскими войсками, и вот теперь - Объединёнными вооруженными силами стран- участниц Варшавского договора, фактически - братьями по оружию.

Утром все центральные газеты Советского Союза вышли с важным правительственным сообщением: «Откликаясь на просьбу трудящихся Чехословацкой Советской Социалистической Республики и здоровых сил её коммунистической партии об оказании стране военной помощи в борьбе с контрреволюцией, сегодня на территорию страны был введён контингент вооружённых сил стран Варшавского договора».

Войска для усиления передовых группировок продолжали прибывать ещё в течение четырёх суток. 25 мая на территории Чехословакии находилась почти полумиллионная армия сил вторжения, 2 тысячи пушек и реактивных установок «Град», способных одним залпом выжечь дотла город среднего размера. На аэродромах страны в боевом порядке стояло 800 истребителей и бомбардировщиков.

Когда Гитлер в июне 1941 года напал на СССР, в его распоряжении было всего 3580 танков. И этого вполне хватило, чтобы смять оборону советских войск. Теперь, по секретному плану «Дунай», в Чехословакию было введено 6300 танков.

С кем же собиралась сражаться эта армада войск и брони? Вся армия Чехословакии с населением всего 14 миллионов не насчитывала и двухсот тысяч человек. Об этих событиях рассказывает автор нашего издания.

1968 год вошёл в историю человечества как год «Пражской весны». Я не был в составе войск вторжения, не видел воочию разбитых снарядами глазниц домов и тысячные толпы людей на улицах столицы Чехословакии, скандирующих: «Солдаты, идите домой!». Но странным образом непредсказуемые повороты судьбы накрепко связали меня с этими событиями.


1968 год. Я работаю на Ленинградской студии кинохроники, заочно учусь во ВГИКе.

Конечно, страна всё ещё жила за железным занавесом. Хрущёвская бурная оттепель с осуждением cталинизма и попытками экономических реформ закончилась государственным переворотом, и всесильного генсека отправили подальше от Кремля - копать пенсионные грядки на дачном огороде.


Наступила эпоха Брежневского застоя, время кухонной оппозиции, откуда нет-нет, да и вырывались живые слова о необходимости перемен. Они находили отклик буквально во всех слоях населения, но не перерастали ни в забастовки, ни в народные выступления - на столах пока ещё была варёная колбаса, селёдка, водка  и дешёвый хлеб из покупной заграничной пшеницы. И жесточайший контроль над инакомыслящими - в психушках КГБ на принудительном лечении находились сотни людей.

К великому огорчению советской верхушки, тревожные для неё вести, скрыть которые было невозможно, приходили из братской Чехословакии. На одном из заседаний  Политбюро председатель КГБ Ю.В.Андропов выразил суть происходящих процессов в ЧССР так:

- Чехословакия хочет стать сначала Югославией, где роль коммунистической партии ограничена народовластием, а затем переродиться в капиталистическую Австрию.

Стоит заметить, что, исходя из слов Андропова, выбор у народа Чехословакии был завидным: Югославия в то время слыла социалистическим раем, а Австрия, избавившись от советской оккупации только в 1955 году, вырвалась в число самых развитых стран мира.

Чего же испугались тогда кремлёвские старцы и руководители братских компартий  В.Гомулка, Я. Кадар, В.Ульбрихт и Т.Живков?

Чехословакия - страна, известная своими демократическими традициями, имеющая развитую промышленность, образованное общество, всё же явно отставала в развитии от своих западных соседей - ФРГ, Франции, Италии...

В январе 1968 года более прогрессивным силам внутри ЦК компартии Чехословакии удалось сместить с поста первого секретаря, а вскоре и президента республики А. Новотного. В стране нарастали экономические трудности, очередная пятилетка была провалена. И, хотя, Чехословакия оставалась в социалистическом лагере страной с весьма высоким жизненным уровнем, перемен требовало всё общество. На посту генсека Новотного сменил А.Дубчек, который был сторонником обновления политики партии.


Москва отнеслась к этому выбору спокойно. Дубчек много лет провёл в Советском Союзе, был выпускником Высшей партшколы при ЦК КПСС. В годы войны он был участником Словацкого национального восстания, четырежды ранен, а затем возглавил компартию Словакии. В общем, свой человек. Брежневская иерархия надеялась, что новый генсек станет вполне управляемой фигурой.

Однако, желаемое разошлось с действительностью. Главной целью реформистского крыла компартии Чехословакии было построение социализма с человеческим лицом.

Прежде всего, повсеместно была отменена цензура, и признавалось право на существование оппозиции. Уже вскоре на регистрацию подали заявки более 70 политических организаций. В стране развернулось широкое обсуждение проблем переустройства общества и экономики. К участию в управлении государством стали привлекаться представители других партий и движений, крупным предприятиям было разрешено самостоятельно заниматься внешней торговлей, что резко повышало качество и конкурентоспособность товаров чехословацкой промышленности. Всё чаще звучали требования многопартийной парламентской системы.

Дубчек не был наивным человеком. Он прекрасно понимал, как важно для судьбы реформ найти приемлемый общий язык с Кремлём, и постоянно маневрировал, заверяя руководство братских компартий на многочисленных совещаниях то в Праге, то в Москве, то в Берлине о неизменности социалистического выбора Чехословакии. Он говорил, что партия контролирует обстановку в стране и не допустит её нежелательного развития.

Тем не менее, Кремль и его верные сателлиты - Польша, Венгрия, ГДР, Болгария - с каждым днём усиливали идеологические нападки на новое руководство КПЧ, в котором, кстати, были и преданные Москве люди. ЦК КПСС разослал партактиву закрытую информацию о положении в Чехословакии. Вот короткая выдержка из этого документа:

«… В Чехословакии подвергается ревизии весь прошлый опыт социалистического строительства, ставится вопрос об особом чехословацком пути к социализму. Раздаются призывы к созданию частных предприятий, отказу от плановой экономики, расширению связей с Западом. По радио и телевидению пропагандируются призывы к отделению партии от государства и превращению ЧССР в открытое общество. Происходящие события поощряются империалистическими кругами, цель которых - расшатать братский союз Чехословакии с СССР и другими социалистическими странами...».

Кремль усматривал в чехословацких реформах прямую угрозу социализму, напрашивался вывод о необходимости изменить ситуацию пока не поздно. Даже с помощью оружия.

Наша студия была накрепко повязана идеологическими узами партии. Ни один фильм, ни один киножурнал не выходил в свет без утверждения специальной комиссии обкома. Любое свободомыслие пресекалось на корню: фильм переделывался, либо ложился на полку. Режиссёру - в лучшем случае - строгача, в худшем - весьма туманные перспективы на дальнейшую работу в кино... Но ветры обновления, дующие из Чехословакии, гуляли и по нашим коридорам. Проводимые реформы в братской стране были созвучны желаниям и наших «стариков», повидавших в годы войны другую жизнь и другие страны, и молодёжи, которая  недавно пришла из ВГИКа и пока ещё была свободна от пут партийных догм.

В звуконепроницаемых, тесных операторских кабинах за стальными  противопожарными дверями, куда не проникал глаз всевидящего и всеслышащего начальника первого отдела М.Н.Красавицкого, как правило, за бутылкой водки и нарезанной дешёвой колбаской, шли бурные дебаты о важнейших проблемах  государственной и творческой жизни. События в Чехословакии, освещающиеся нашей прессой только с отрицательным оттенком, были в тот период главными.

Работая начальником цеха съёмочной техники, я дружил со многими операторами и был вхож в большинство из этих тайных «политических салонов».

Однажды, в обеденный перерыв, мне в кабинет позвонил один из ведущих операторов студии Яков Исаакович Блюмберг:

- Игорёк, если свободен - заскочи!

Как-то случилось, что с первых дней моей работы на студии Яков Исаакович отнёсся ко мне с полным доверием, по-отцовски помогал советами, остерегал от необдуманных шагов.


Дядя Яша - так  любовно звали на студии Якова Исааковича, был  легендарной личностью. Во время войны, благодаря своей изобретательности, он сконструировал объектив, которым с галерей Исаакиевского собора снимал расположение вражеских дальнобойных батарей с расстояния почти в 20 километров, чем резко облегчал задачу советских артиллеристов. Блюмберг свободно говорил на 5 европейских языках. Понятно, что с этим «страшным» для оперативников багажом и со своей фронтовой кинокамерой «Аймо» американского производства, он дошёл только до границ Советского Союза и был откомандирован обратно в Ленинград на важное задание партии - вести кинолетопись восстановления города.

Стучусь... В кабине один Яков Исаакович. Плотно закрывает дверь на ключ.

- Холодненькое пиво есть. Будешь?

- Нет, спасибо. У меня через час совещание у главного инженера.

- А я приму фронтовые сто граммов. Сегодня съёмок нет, я - вольный казак. Слышал, ты в Чехословакию едешь?

Дело в том, что, несмотря на всю критику проводимых в Чехословакии реформ, где-то в апреле на доске объявлений студии неожиданно появилась информация, что в профкоме есть несколько путёвок на поездку в Чехословакию в составе группы творческих работников города. Цена путёвки по тем временам была немалой - 380 рублей. При моём окладе в 120 без вычетов и налогов подобный расход был неоправданной роскошью и будущей финансовой кабалой, но я получил в детском журнале «Костёр» очень приличный гонорар сразу за два очерка и решил шикануть на всю катушку, вложив эти деньги в турпоездку.

- Еду-не еду, дядя Яша, - это пока вилами по воде писано. Заявление подал, а разрешат или нет - сами знаете, от кого зависит. Тем более, за границей я никогда не был.

- В Чехословакию выпустят - всё-таки страна социализма. Да и проверят тебя заодно на стойкость и верность Родине. Ну, а чтобы ты знал, куда едешь - хочу тебе для расширения кругозора дать один документик почитать. Только здесь, при мне... И чтоб об этом никому ни гу-гу. Узнает Миша Красавицкий - сразу в антисоветчики запишет. Прощай, Чехословакия!

Яков Исаакович достал из внутреннего кармана несколько сложенных вчетверо, уже основательно потёртых, видимо, от прочтения, листков и протянул их мне:

- Садись, читай.

Я развернул листки, сразу бросился в глаза крупный заголовок - «Две тысячи слов». Вопросительно посмотрел на Блюмберга.

- Да, да, - понимающе кивнул он. - Это тот самый документ в точном переводе самиздата.

Из сообщений советской прессы мы знали, что в Чехословакии опубликован манифест под названием «Две тысячи слов» о необходимости ускорения реформ, подписанный известными деятелями страны, в том числе и коммунистами. Манифест нашёл горячую поддержку большинства трудящихся ЧССР, но был однозначно признан антисоветским во всех столицах пяти союзных государств. Особенно, в Советском Союзе. На крупных заводах и в парторганизациях традиционно громили и предавали анафеме то, чего в глаза не видели и не читали, - ни одна наша газета не опубликовала ни строчки из этого документа.


Читаю простые, доходчивые слова автора манифеста - писателя Вакулика, обращённые к народу. Да, в них звучала жёсткая критика руководства партии, ставшей притягательной силой для властолюбивых эгоистов и людей с грязной совестью. Всесильная власть аппаратчиков разлагала государство, парламент разучился обсуждать вопросы государства, любые выборы потеряли всякий смысл, чиновники всех мастей и рангов фактически заняли место свергнутого класса - человек труда в Социалистической Чехословакии имел меньше прав, чем при буржуазной власти Масарика...

Жёстко, но правдиво. Так же потихоньку загнивал и Советский Союз. Манифест был точным срезом нашего общества. Ничего антисоветского в документе я не нашёл. Наоборот - в нём были прочерчены чёткие ориентиры преобразования страны.

- Ну, как тебе эти «Две тысячи слов»? - спросил Яков Исаакович, когда я закончил чтение и вернул ему листки манифеста.


- Дядя Яша, под такой ''крамолой'' я бы и сам поставил свою подпись.

- Вот теперь будешь знать, куда едешь. Вернёшься - расскажешь что и как там.

Увы, в Чехословакию я не попал. И не потому, что меня не выпустили из страны. В середине июля я поехал  в Обком профсоюзов оформить свою путёвку. Но чиновница развела руками и огорошила сообщением: - Извините, но в связи с обострением ситуации в ЧССР ваш тур отменяется. Если хотите, мы можем за ту же стоимость и на то же время предложить Вам поездку в Румынию и Югославию. Переоформлять документы на выезд не нужно.

О Югославии я даже мечтать не мог - поездка туда разрешалась только ''избранным'', так как она приравнивалась к капиталистической стране. Поэтому, не задумываясь, я ляпнул:

- Конечно, согласен!

Проскочит - так проскочит.            До сих пор в недоумении - проскочило.

И вот мы в Румынии. Два дня знакомились со столицей страны Бухарестом, 20 августа переехали в город нефтяников Плоешти, разместились в гостинице. Утро 21 было каким-то тревожным. Во-первых, исчезла наша переводчица-сопровождающая, а в ресторане нас наотрез отказались кормить. Вчера ещё вежливый персонал отеля злобно огрызался на любой наш вопрос, что происходит, ничего не объясняя. Гостиница пустела на глазах. Бесполезно пытался дозвониться до Советского посольства руководитель нашей группы. У кого-то оказался коротковолновый портативный радиопрёмник, но московское радио тонуло в жутких помехах. А вот голоса румынских дикторов звучали весьма тревожно... Наконец, прорезался голос русскоязычной ''Cвободы''. Стало ясно - началась оккупация Чехословакии войсками Варшавского договора. Румыния, Албания, Югославия, Китай и большинство стран Европы и Америки однозначно расценили это действие как прямую угрозу миру.

Днём по улицам Плоешти загрохотала военная техника. Опасаясь захвата и Румынии, Чаушеско отдал приказ войскам блокировать границу страны и вступить в бой в случае её нарушения. Дело принимало весьма неприятный для нас оборот. Улицы города кипели теперь уже возмущёнными толпами народа. Во избежание инцидентов нам запретили выходить за пределы гостиницы. По телевидению шли кадры восставшей Праги, пылающих домов и танков, с детьми на руках плакали чешские женщины, проклиная вождей братских стран.

Двое суток голодные, без охраны, мы ждали решения властей, сидя на собранных чемоданах. В ночь на 23-е прибыл огромный тюремный автобус с зарешечёнными окнами, нам выдали по небольшому пакету с хлебом и колбасой и куда-то повезли. Не иначе - в лагерь для интернированных. Ошиблись. Оказалось - на вокзал и значит - домой. Обидно - конец едва начавшейся поездке. У вагона человек в штатском, по-видимому, из посольских работников,  разъяснил ситуацию: - Граница с СССР перекрыта. До стабилизации ситуации мы отправляем вас в Югославию. Не поддавайтесь на возможные провокации. Продолжайте свой отдых. -

Ничего себе отдых - Белград встретил нас орущей толпой молодёжи на перроне и транспарантами: ''Кремль, Брежнев - фашизм'', '' Советских оккупантов - к ответу''.

Правда, камней в нас не бросали, физическую силу не применяли. Понимали, что мы к агрессии не имеем никакого отношения. Всё равно страшновато было смотреть на ненависть в глазах сербов, которых царская Россия всегда считала своими братьями и которых Россия Ельцина всего через тридцать лет предаст и отдаст на растерзание бомбардировщикам НАТО.

Автобусом нас переправили в Будву, небольшое курортное местечко в Черногории рядом с Дубровниками. Здесь было тихо, никто не кричал: ''Оккупанты!'' Наоборот, нас постоянно возили на экскурсии, прекрасно кормили. Каждому поменяли 30 советских рублей на карманные расходы и сувениры. Вышло по 200 югославских динаров. Мы стали ''миллионерами'' - в местных магазинчиках, например, модный женский костюм из популярной тогда ткани ДЖЕРСИ стоил всего 80-100 динаров. Дома его продажа могла оправдать стоимость всей путёвки. Многие так и поступили.

Первое, что я сделал, втихаря каждое утро покупал несколько газет ''Борба'' и ''Политика'' с репортажами из Чехословакии. Сербско-хорватский язык для русских вполне понимаем, так что особых проблем с переводом не возникало - суть статей была ясна. Жили мы каждый в отдельном номере, зоркое око руководителя группы не мешало знакомиться с тем, что реально происходило в Чехословакии.

А там разворачивалась драма. Народ был возмущён случившимся, требовал вывода войск, в пригороде Праги прошёл подпольный внеочередной съезд КПЧ, на котором раздавались призывы раздать народу оружие и начать общенациональное восстание.

Президент ЧССР, главнокомандующий армией генерал Людвиг Свобода, как только первые советские танки пересекли границу страны, отдал приказ войскам не оказывать сопротивления интервентам и обратился к народу с призывом проявлять благоразумие и сдержанность, не применять оружие. Герой Советского Союза Свобода в годы войны командовал Первым Чехословацким корпусом, несколько лет был министром обороны страны и хорошо помнил венгерские события 56 года, когда только в Будапеште при подавлении народного восстания под гусеницами советских танков погибли тысячи людей, больше 20 тысяч ранены. 669 советских солдат были буквально растерзаны толпой. Такой крови Свобода не хотел.. Поэтому при подавлении ''Пражской весны'' людские потери были минимальны: по всей стране погибло 108 чехов и 11 солдат и офицеров армии вторжения. Раненых было во много раз больше. Но разум возобладал. А оккупация - есть оккупации, и цели её вполне определённы.

Советская пресса сообщала: - 23 августа в Москву для переговоров прибыла делегация ЦК КПЧ и Правительства Чехословакии во главе с Президентом страны

Л. Свободой.

''Прибыла'' - это мягко сказано. Даже ''была доставлена'' - ничего не говорит о том, что происходило на самом деле. Всё высшее руководство страны было жёстко арестовано советскими десантниками и под дулами автоматов отправлено в СССР. Дубчека при захвате даже избили и привезли в Москву с перебинтованной рукой.

Первоначально план Москвы состоял в быстром аресте приверженцев Дубчека и создании Временного революционного правительства из членов промосковской группы коммунистов. Но Президент Людвиг Свобода наотрез отказался узаконить его. И Кремль  решил попробовать договориться с прежней властью, выкрутить ей руки и навязать свои условия.

Решив в трудный для страны час не уходить в отставку, спасти то, что ещё можно спасти, А. Дубчек, Л. Свобода и их соратники 26 августа подписали унизительный Московский протокол из 15 пунктов - программу выхода Чехословакии из кризисного состояния, который перечёркивал все завоевания ''Пражской весны'' и узаконил пребывание советских войск в ЧССР на долгие годы вперёд.

По воспоминаниям секретаря Президиума КПЧ Млынаржа, Дубчек несколько раз истерически выкрикнул: - Этот документ - предательство. Я не подпишу его!

Однако ему быстро ввели успокоительный укол и он таки поставил свою подпись. Однозначно и безоговорочно перешёл на сторону Кремля только член ЦК КПЧ Г. Гусак...

А у нас в Будве появились говорящие по-русски представители Международного Красного креста. Они вежливо подсаживались к нам за обеденные столики, ездили с нами на экскурсии и уговаривали не возвращаться в СССР, а за их счёт выехать практически в любую страну Западного мира. Достаточно было лишь подписать заранее составленную анкету.

- Мы поможем вам с трудоустройством на западе и сделаем всё возожное для объединения ваших семей, - заверяли нас эти агитаторы. Наивные, выросшие в западных демократиях, они не понимали, что все наши родственники никогда никуда не выедут и будут подвергнуты изощрённым преследованиям власти. Мы все держались стойко.

Почти 2 недели провела наша тургруппа  на райском берегу Адриатического моря.          Пережив потрясения августовских дней и вынужденную капитуляцию своих прежних героев, Чехословакия с поникшей головой постепенно возвращалась к нормальной жизни, ещё не зная, какая гильотина репрессий вскоре обрушится на её граждан.

В первых числах сентября вспомнили и о нас. Вскоре поездом Белград-Москва мы оказались на пограничной станции Чоп. За нами была Венгрия, впереди - Родина. Родные пограничники были суровы и немногословны. Прозвучал приказ:

- Всем немедленно сдать любые печатные издания - газеты, журналы, листовки, освещающие события в Чехословакии. Умышленное сокрытие документов будет расцениваться как преступление. Открыть чемоданы и сумки.

Начался хорошо отлаженный шмон. В коридоре росла груда изъятых газет - оказалось, у большинства что-то нашлось. С горечью расстался и я со своим накопленным материалом.

Пограничники, забрав мешки с крамолой, покинули состав и больше нас не беспокоили. Вскоре, сменив колёсные пары, поезд тронулся. Я забрался на свою вторую полку и с ужасом обнаружил под подушкой два экземпляра толстого, почти в сто страниц, специального выпуска ''Вечернего Белграда'' cо статьями и фоторепортажами об оккупации Чехословакии, которые  купил в газетном киоске буквально перед отходом поезда из столицы Югославии. Как погранец, шарящий под моим матрацем, не заметил их - уму непостижимо. Да и я как-то в суете шмона забыл, какая мина лежит под моей подушкой.

От сердца отлегло. Выбрав момент, когда мои спутники по купе вышли, я быстро спрятал газеты на дно своего чемодана, и благополучно привёз их в Ленинград. Одну газету я подарил дяде Яше, вторую оставил себе, несколько снимков из которой прилагаю к материалу, который вы читаете.

Конечно, сегодня все эти фото можно найти в интернете, но тогда не то что показывать - даже просто хранить подобные фотографии было опасно.

Те семеро смелых, всего семеро во всей трёхсотмиллионной стране, которые вышли в Москве 25 августа на лобное место и развернули плакаты  ''Руки прочь от ЧССР'', ''Cвободу Дубчеку!'', ''За нашу и вашу свободу!''  в считанные минуты были избиты и скручены сотрудниками КГБ. Скоротечный суд признал двоих невменяемыми и отправил в закрытые психушки, пять человек получили многолетние тюремные сроки.

Чехословацкая газета ''Literarni Listy'' отозвалась на это судилище так:

- Семь человек на Красной площади - это по крайней мере семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских...

К сожалению, дальнейшие события в Чехословакии развивались в точности по плану Кремля. Постепенно авторы и сторонники ''Пражской весны'' были отстранены от власти. Их места заняли преданные Москве люди. Главной фигурой в этой рокировке стал Густав Гусак.    Осуждённый в 1954 году на пожизненное заключение за участие в ''заговоре словацких националистов'', он провёл за решёткой 9 лет, был реабилитирован и вот теперь, сменив Дубчека, стал всесильным Генсеком КПЧ и верным вассалом Кремля. А Александра Дубчека исключили из компартии, лишили статуса депутата и отправили в Словакию руководить лесным департаментом. Спасибо не расстреляли и не посадили - всё-таки побаивались народного гнева.

Но в стране начались повсеместные аресты и репрессии против сторонников демократических перемен. Все, кто  поставил свою подпись под манифестом ''Две тысячи слов'' (а это тысячи учёных, инженеров, представители творческой интеллигенции, рабочие), были найдены агентами секретной полиции и уволены с работы.

В годовщину августовских событий по всей Чехословакии вновь начались массовые волнения. Теперь уже не только против оккупации, но и против своих политических узурпаторов и перерожденцев. Во все города страны власть ввела особые армейские подразделения и развязала против своего народа настоящий геноцид. Только в Праге под танками и от пуль бронетранспортёров погибло 23 человека, сотни ранено, тысячи жестоко избиты и арестованы уже своей, хорошо и оперативно прикормленной деньгами, народной полицией.

Жестоким террором и неизбежной тюрьмой власть принуждала несогласных либо смириться, либо покинуть Родину... 300 тысяч человек - лучшие, мыслящие граждане Чехословакии в течение нескольких последующих лет эмигрировали в западные страны. Не правда ли, как это всё похоже на события в сегодняшней России?

Ну а тогда, в операторских кабинках уже читали не ''Две тысячи слов'', а гневное, нигде не напечатанное стихотворение Е. Евтушенко ''Танки идут по Праге''. Оно звучало как взрыв гранаты, брошенной под стены Кремля.

Танки идут по Праге                    Танки идут по соблазнам               Боже мой, как это гнусно!

в закатной крови рассвета.        жить не во власти штампов.         Боже, какое паденье!

Танки идут по правде,                  Танки идут по солдатам,               Танки - по Яну Гусу,

которая не газета.                         Сидящим внутри этих танков.     Пушкину и Петефи...

Советские танки были выведены из Чехословакии только в 1991 году, когда фактически рухнула прогнившая тоталитарная власть кремлёвских бонз. Но и новая не стала лучше: одни царедворцы сменились другими, ещё более жадными, безнравственными и ненасытными.

А в Чехословакии мне всё-таки удалось побывать. И не один раз. Я очень полюбил эту страну, её столицу Прагу и трудолюбивый народ. Но это, как говорят, уже совсем другая история.

Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии