КОНТУР

7 ноября 1941 года, только за  один этот день - день первого погрома в Минске, было уничтожено 13 тысяч евреев. В настоящее время остались единицы людей, которые пережили это страшное время.  Двое из них, мать и сын, в настоящее время проживают в США, штат Флорида, Майами. Лившина Лиза (Livshin Liza) родилась в 1915 году в Минске, Белоруссия. До 1981 года проживала в Минске. В 1981 году иммигрировала к сыну в США. В настоящее время проживает в Майами. Лившин Аркадий (Livshin Arkady) родился 10 января 1935 года в городе Минске, Белоруссия. До 1980 года проживал в Минске. В 1980 году иммигрировал в США. В настоящее время проживает в Майами.

Автор новеллы - Эрик Шамс (Эркин Шамсиев), доктор медицинских наук, профессор, психиатр и клинический психолог. Проживает в США с 2006 года. По всем вопросам, возникшим в связи с этим материалом, обращаться  по телефону 1-818-835-3443.

ЭРИК  ШАМС

Из воспоминаний матери и сына

Стоял обычный осенний день...

Зайдя в холл довольного милого трехэтажного старинного здания, я обвел глазами сидящих. В дальнем углу я увидел тех, к кому пришел. В тот момент, когда я подошел к ним, они разговаривали на какую-то общую тему, которая будоражила их обоих. Я сел возле них в свободное кресло, наступило неловкое молчание. Мы сидели в реабилитационным центре для хронических больных, расположенном на 191 улице Майами. Сидя в уютном кресле маленького вестибюля, я с большим интересом разглядывал своих новых друзей. Лиза и Аркадий, мать и сын, два поколения, две судьбы. Лиза уже почти не ходит и большее время проводит в коляске. Это и понятно, через год у нее весьма круглая дата - ей исполнится ровно сто. Не все могут похвастать такой продолжительной жизнью. Однако, не смотря на сгорбленную фигуру и голову, покрытую сединой, она еще находится в светлой памяти, ясном уме и хорошем присутствии духа. Но меня больше всего поразили ее глаза. Взгляд их был пронзительным, в глазах светился ум, огонь, свидетельствующий о том, что владелица этих  глаз живет активной жизнью. Сын сидел около нее. Он внимательно смотрел на мать, но сосредоточенно думал о своем. Немного помолчав, я спросил, о чем они говорили и чем они так взволнованы. Лиза внимательно посмотрела на меня, очевидно, примериваясь, стоит ли меня посвящать в это, зачем-то взглянула на своего сына и многозначительно сказала, что сегодня особенный день...7 ноября.

Это случилось в такой же день 1941 года, в такой же осенний день.

В осенний день - осенняя погода

И крутится Земля тяжелым колесом,

Её орбита - вечная дорога

В твой лучший день и в твой осенний сон.

Осенний день... Опять эти воспоминания преследуют меня, и каждый раз уносят в этот день... Раскрывая глаза по утрам, я каждый раз осознаю - все было предрешено...И в голове пролетает вся моя жизнь…

Когда немецкие войска заняли Минск, они согнали всех евреев в район Юбилейной площади, включая улицы Танковая, Островская и Татарские огороды. Немцы обнесли гетто колючей проволокой, и со стороны Республиканской улицы на Юбилейной площади сделали главные ворота. Мы жили на улице Танковой. Недалеко, в двухэтажном деревянном здании находился немецкий комиссариат. Накануне мы получили дезинформацию, что район, где мы жили, подпадет под ликвидацию, и в этой связи 6 ноября 1941 года вся наша семья перешла к знакомым, которые жили по улице Островской.

7 ноября в 4 утра нас разбудили крики, шум и выстрелы на улице. Кто-то сильно постучал в дверь. Мы все испугано вскочили, и когда открыли дверь, то в комнату ворвались вооруженные полицейские в черной униформе. На голове у них были черные пилотки. Они закричали, чтобы мы немедленно  все вышли на улицу. Нужно быстро поднять детей, одеть их и заставить выйти на холодную и темную улицу. Детей двое: старшему Аркадию исполнилось шесть, а младшему Ефиму не было еще и трех. Рядом спешно одевалась моя мать и моя сестра. Выйдя на улицу в полумраке, мы двигались по знакомой дорожке. Было холодное ноябрьское утро, улицы были слегка покрыты снегом, он падал и на наши лица. Осень уже успела износить землю: слякоть, серость, холод и небывалая промозглость, скручивающая все тело. Вот мы уже свернули с дороги и, проходя дворами, начали приближаться к конечной точке своего пути. На улице было еще темно, но, несмотря на это мы увидели толпы идущих людей, которые направлялись в сторону Хлебной улицы. Мы присоединились к ним и оказались в хвосте этой толпы. Когда нас пригнали на Хлебную улицу, мы увидели две виселицы, на которых висели двое совершенно голых и избитых мужчин. Рядом, около виселицы двое полицейских избивали дубинками еще двоих мужчин, которые истошно кричали.

С каждой минутой утренний туман рассеивался, и я увидела вдоль улицы серую и безликую бесконечную вереницу людей, стоящую в очередь за хлебом. Не знаю почему, но здесь всегда холоднее. Понуро стоящие люди нагнетали обстановку. Впрочем, спешить им было некуда. Через несколько секунд я опять вспомнила про голод, который постоянно преследовал меня и моих близких. На улице совсем рассвело. В начале толпы, которая состояла из мужчин, женщин, стариков и детей, появилась группа солдат. Офицер, который ими руководил, стараясь не смотреть на людей, что-то громко произнес. Стоящий около него мужчина в гражданском, очевидно, переводчик, старательно переводил. Оказалось, что здесь, около хлебозавода, раздача хлеба проводиться не будет, а нужно поехать в другое место, где располагаются сельскохозяйственные угодья. Там, после оформления, каждый получит по куску хлеба и немного зерна для каши. Через некоторое время, около входа в пекарню, остановилась большая грузовая машина, с виду напоминавшая автобус, но без окон. На ее боку был нарисован красный крест. Из машины вышли солдаты и стали сажать людей на скамейки, которые стояли по бортам машины. После чего задние створки плотно закрылись, и машина поехала в неизвестном направлении. Следом подъехала другая, и вся процедура повторилась. Замёрзшая толпа торопилась и спешно врывалась в автобусы. Куда они спешили, куда они торопились, знали ли они…

...Основная работа по уничтожению евреев была возложена на солдат айнзатцгрупп. Именно они расстреляли сотни тысяч евреев. Обычно массовые убийства совершались немедленно после вступления сил вермахта в город. Туда прибывали солдаты айнзатцгрупп. Они приказывали всем евреям покидать свои дома. Евреев сгоняли возле заранее вырытой в ямы или противотанковой траншеи на окраине города. По прибытии на место казни мужчин отделяли от женщин и детей. Жертвам приказывали раздеться и выстроиться у края ямы. Вслед за этим по ним открывался огонь. После окончания «акции» ямы с трупами забрасывали землей. В некоторых местах, в особенности в Восточной Белоруссии и Восточной Украине, евреев умерщвляли в передвижных газовых камерах.

Найденное свидетельство действий вермахта на территории Белоруссии в ходе операции «Барбаросса» свидетельствует о подлинных размерах уничтожения евреев. Стало известным не только поведение военной верхушки, но и действия рядовых солдат и младших командиров полевых частей. В частности, в статье приводятся цитаты из дневника ефрейтора Рихарда Гейденриха, рассказывающие о деятельности его подразделения (пехотный батальон № 354) в деревне Крупка, в 100 километрах к востоку от Минска.

«Вечером, 6 ноября 1941 командир нашего взвода отобрал пятнадцать человек, известных своими крепкими нервами...Мы с волнением ожидали наступления утра. Ровно в 5 часов утра мы были готовы, и офицер в чине лейтенанта объяснил, что именно нас ожидает. Из Минска привезут на машинах большое количество евреев, и следует уничтожить их всех в течение сегодняшнего дня...После переклички мы отправились маршем к ближайшему болоту. Вместе с нами был офицер в чине младшего лейтенанта, а также фельдфебель. Вскоре начали приезжать машины, из которых мы выгружали умерших под влиянием газа, а тех, которые не умерли, мы расстреливали. Это продолжалось до тех пор, пока все они не были наскоро закопаны в траншеях. Я принял участие и в этой акции...».

В лицо бил холодный ветер. По телу проскочила ужасная дрожь. Наше движение в очередь к автобусам не было примечательно, ощущался только холод и голод, и люди не знали, куда они двигались. Где-то во второй половине дня - было уже, наверное, часов пять, громко урча, подъехала очередная машина, и стоящие перед нами люди поспешно начали заполнять автобус. Моя семья была в конце линии, когда последняя партия была загружена. Впереди нас в очереди стояла моя мать, крепко держа за руку Аркадия. На скамейке справа осталось только одно место, и Аркадий ринулся на это место, так как сильно промерз. Но моя мама, очевидно, что-то предчувствуя, оттолкнула его в сторону и заняла последнее свободное место. Этим шагом она спасла ему жизнь. Ценой собственной жизни. Створки захлопнулись, и машина уехала.

На улице остались стоять восемь человек, и в их числе была я, двое моих сыновей и моя сестра. Машины больше не приезжали. Стало совсем темно, и полицейские загнали нас во двор хлебозавода, и когда они ушли погреться в здание, мы все, используя этот момент, убежали. Вернувшись домой, мы с сестрой забили снаружи все окна и двери и повесили старые тряпки и одежду. Немцы страшно боялись инфекции и не подходили к таким домам. Так, голодные, мы легли спать, не зная о чем думать. Этот осенний день закончился...