КОНТУР

Сарасота, 2010-е годы

Из магазина вышла женщина, в глазах которой было такое отчаяние, что я невольно спросил ее:
– Что с вами?
– Я потеряла мобильник, – ответила она, – а я без телефона, как без рук, не знаю, что мне делать.
– Продиктуйте свой номер, я позвоню, может, его уже нашли.
Она продиктовала, и я позвонил, но мне никто не ответил.
– Наверное, телефон украли, а у меня там всё, – повторила женщина.

(США, Сарасота, Флорида, начало 2020-х годов)

С ева Красин бежал трусцой по берегу моря. Ему не было скучно, как тогда, когда он наматывал круги по стадиону или крутил педали стационарного велосипеда в спортзале. Сейчас он смотрел по сторонам: под ним был мелкий белый песок, сверху светило солнце, слева шумело море, а справа стояли виллы очень богатых людей. Они не были огорожены забором, здесь это запрещено, но на границе городского пляжа на столбе висело объявление, что далее начинаются частные владения, и простые смертные имеют право пользоваться только десятиметровой полоской пляжа, которая непосредственно примыкает к воде. Волны не позволяли точно определить, где кончаются эти десять разрешенных метров суши. Сева старался бежать именно по ним, но в какой-то момент пересек невидимую границу, засмотревшись на парня, который на территории виллы очень ловко жонглировал мячом.

Отрывок из романа «В Новом Свете».
Эту историю рассказывает главный герой книги своей знакомой, которая попала в госпиталь

Во время брежневского загнивания группа американских миссионеров поехала в Союз восстанавливать церковь в небольшой подмосковной деревушке. Там у одного из добровольцев, которого звали Джо Густафсон, началось обострение аппендицита. Сначала он надеялся, что отлежится, и все пройдет само собой, но ему с каждой минутой становилось хуже. Его привезли в больницу и положили в палату с пятью соседями. Ни туалета, ни телевизора, ни кнопки срочного вызова медсестры там не было. Несчастный решил, что это палата смертников, и жить ему осталось недолго. Он попросил дать ему возможность исповедаться и причаститься святых тайн. Переводчица передала это главврачу.

(1960-е годы)

Произошло это, когда Советский Союз был за железным занавесом, а его жители смотрели на иностранцев, как на инопланетян, и визит руководителя любого государства был событием первостепенной важности. Я вместе со своими приятелями играл в вокально-инструментальном ансамбле, руководил которым Витя Травкин. Он очень ловко знакомился с нужными людьми и находил нам работу. Благодаря ему нас приглашали на свадьбы и юбилеи, и мы всегда были при деньгах. Накануне визита Индиры Ганди он раздобыл слова популярной песни на хинди и каким-то непостижимым образом добился того, что нам разрешили выступить перед высокой гостьей. Когда мы спросили, как ему это удалось, он хмыкнул и ответил:
– Это государственная тайна, вам ее знать необязательно, но если вы хотите появиться на телевидении, учите слова.
Мы, конечно, хотели и очень старательно учили.

Когда я встретил Аню в аэропорту, она чмокнула меня в щеку и, протянув бутылку коньяка, сказала:
– Такой, как вы любите.
– Откуда вы знаете, что я люблю? – спросил я.
– По запаху определила.
– Когда?
– Когда вы к внукам пришли, помните?
Я поморщился. Разумеется, я помнил, но она могла бы и не начинать с этого свой визит в Миннесоту. Увидев мою недовольную физиономию, она тут же сменила тему и стала жаловаться на то, что ее вырвали из Нью-Йорка в самый неподходящий момент, и не дали даже времени на сборы.

I. Мое открытие Америки

(Миннеаполис, конец 80-х)

Идеальных обществ нет, но капитализм – это неравное распределение блаженства, а социализм – это равное распределение убожества.
У. Черчилль

Мое открытие Америки началось еще в Советском Союзе, когда к нам приехал мой дядя из-за океана. Он поразил меня с первого взгляда. Звали его Лев, и он полностью соответствовал своему имени. Огромного роста, косая сажень в плечах, он сразу же заполнил наш маленький дом. От него исходили такая сила и обаяние, что они не могли не понравиться шестилетнему мальчику. Поздоровавшись с родителями, он посмотрел на меня и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ и потянулся к нему. Он взял меня в свои огромные руки и поднял вверх. Я уперся головой в потолок и почувствовал неописуемое удовольствие, рассматривая всех с этой недоступной для меня ранее высоты. Мне было приятно и спокойно в его могучих руках, и даже мама не проявляла никаких признаков волнения. Дядя смотрел на меня снизу вверх, и я видел, как выражение его лица менялось. Из улыбающегося оно стало задумчивым, глаза его затуманились, руки задрожали, он поцеловал меня в лоб и поставил на пол. Потом он подошел к отцу, обнял его, и они заплакали. Я не мог понять, почему эти два немолодых уже человека плачут. Кажется, у них для этого не было никакого повода. Я стал внимательно слушать их разговор, но причина слез осталась для меня загадкой. Единственное, что я запомнил от дядиного визита, – это фраза, которую он довольно чисто произнес по-русски: «Пейте, братья, пейте тут, на том свете не дадут».

(декабрь 2020)
Я впервые не отмечал день своего приезда в Америку, потому что она превратилась из страны моей мечты в Соединенные Штаты политкорректности и жестокой цензуры.

У меня, советского эмигранта, не было здесь ни родственников, ни знакомых, я не знал ни слова по-английски, и всей моей семье пришлось начинать с нуля. Мы поселились в дешевом районе, рядом со своими бывшими согражданами. Вместе мы обивали пороги биржи труда и дешевых магазинов, у нас было общее прошлое и одинаковые проблемы в настоящем.
Для нас, выросших в Москве, Миннеаполис казался захолустьем, типичной одноэтажной Америкой. Мы привыкли к большому городу, и моя жена не хотела здесь оставаться. Она уговаривала меня переехать в Нью-Йорк, она боялась, что тут мы быстро скиснем, а наша дочь станет провинциалкой. Я вяло возражал, что здесь гораздо спокойнее, что в Миннеаполисе очень маленькая преступность, особенно зимой, в сорокоградусные морозы, что на периферии для детей гораздо меньше соблазнов, и их проще воспитывать.

(июнь – июль 2020, Миннеаполис, США)

Хозяин компании хорошо знал, что во время беспорядков от поджога и грабежа не спасут ни толстая металлическая решетка, ни бронированные двери, ни хорошо оплачиваемая охрана. Знал он также, что смерть афроамериканца, заснятая на пленку, всегда влечет за собой беспорядки, даже если задержанный – профессиональный бандит и умер от передозировки. Поэтому, как только по ТВ показали запись задержания Флойда, он сам большими буквами написал над центральным входом в здание: «Черные Жизни Важны». Он надеялся, что обшарпанный вид строения и декларация солидарности с демонстрантами поможет его компании выжить. Защищать свое имущество он боялся, прекрасно понимая, что делая это, может оказаться в больнице или на кладбище. Пока его фирме везло, и целый месяц он просил всех сотрудников начинать рабочий день с уборки улиц после ночных погромов. Феликс Пайкин с кислой физиономией шел со всеми, а потом, чтобы быть в курсе происходящего, несколько раз в день слушал радио.

Часть I. В СТАРОМ СВЕТЕ
Раздался звонок, и в класс вошел учитель истории. Он выглядел ненамного старше своих учеников, и если бы не журнал в руках, его вполне можно было принять за старшеклассника.

Поздоровавшись, он остановил взгляд на Боре и спросил:
– Ты новенький?
– Да, – ответил Коган, вставая.
– Как тебя зовут?
– Боря.
– А меня Василий Николаевич Горюнов. Откуда ты приехал?

Повесть в рассказах

1. Новости

– Але.
– Илья, мне пришел факс из Москвы.
– Отец умер?
– Да. Я уже был в Российском консульстве, мне обещали к вечеру сделать визы.
– Ты билеты на самолет заказал?
– Тебе – да.