Однако, благодаря Вене и Разу, во мне произошла настоящая революция в восприятии мамы. Революция, которая наконец взорвала неприступные стены обиды, недоверия и отчаяния и открыла истинную сущность маминых действий. Я осознала, что обижаться и гневаться на маму равносильно обиде и гневу на слепую, которая бережно несла для меня букет моих любимых цветов и по дороге грохнула мою любимую вазу, оказавшуюся на ее пути. Сейчас я видела это так же ясно, как видела перед глазами лозунг основателя Израиля, Теодора Герцля: «Если мы захотим, это уже не будет сказкой!» Лозунг, написанный светящейся краской в левом углу рекламного проекта, над которым я усердно работала сегодня, чтобы успеть его закончить и освободить завтрашний день для поездки в Эйлат. Утром Раз сообщил, что приготовил для меня еще один подарок в дополнение к Пуримскому карнавалу. Необычный подарок. Я смотрела на лозунг Герцля и умирала от любопытства, убежденная – если Раз захотел что-то необычное, «это уже не будет сказкой», или точнее – он обязательно превратит самое обычное в волшебную сказку.
«Вот и наступил день, когда мне предстоит впервые в жизни отправиться в Эйлат на самолете!», – подумала я, проснувшись следующим утром. Выпорхнула во двор поблагодарить Мироздание за самый счастливый день в моей жизни, который оно вновь дарит мне сегодня. Теперь я поступаю так всегда, утром и вечером. И удивительно, когда я благодарю за прошедший день, сами собой вспоминаются потрясающие моменты прожитого дня, и вовсе не обязательно радостные, иногда и печальные, но столь мудрые и глубокие, что сердце замирает от изумления перед уникальными уроками, подаренными мне жизнью.
Возвестив Мирозданию о своей благодарности, я перевела взгляд с василькового неба на медовую столешницу под манговым деревом и обнаружила, что исчез мой любимый камень, подаренный Разом на прошлый день рождения. Крупный светло-бежевый камень с лазурными прожилками. Эти аквамариновые ручейки, вытекающие из самой глубины камня, завораживали меня. Мне казалось, что вокруг них вырастают сады и домики с красными черепичными крышами. Я видела барышень в пышных платьях с молодыми кавалерами. Они гуляли возле ручьев и наслаждались пением щеглов и свиристелей, а в другой стороне камня мне виделись малыши, которые пускали по лазурным водам ручьев кораблики, выточенные из коры деревьев. Я верила, что, благодаря уникальным лазоревым прожилкам, камень хранит древнюю историю, которая откроет что-то важное во мне самой. На мои вопросы о камне Раз неизменно отвечал, что когда-нибудь наступит день и час, и я обязательно окажусь там, где родился камень с лазурными ручьями. Прежде мне никогда не приходило в голову, что камни тоже рождаются, как люди и птицы, и у каждого из них есть своя родина. И я была счастлива от мысли, что мне предстоит побывать на родине моего любимого камня.
Вернувшись, я сообщила Разу об исчезновении камня. Он улыбнулся, достал его из нашей дорожной сумки и положил обратно.
– Значит, сегодня настал тот самый день, и мы полетим на родину моего любимого камня! – воскликнула я.
Благодаря подарку Даниэлы – билетам на самолет – мы прибыли в Эйлат очень быстро. И теперь я стояла у выхода из аэропорта растерянная и потрясенная отсутствием радости. Прежде дорога занимала полдня, и я не подозревала, до какой степени она приятна моему сердцу. Долгая дорога, наполненная страстью, счастливыми ожиданиями и предчувствиями. Даже полет, который я так обожаю, показался искусственным аттракционом, которым заменили мои глубокие размышления, открытия и мистические переживания, изобилующие в долгой дороге.
Даниэла должна была появиться с минуты на минуту. Раз собирался встретить ее, а мне предложил не выходить, а подождать в прохладном зале аэропорта. Однако мое состояние не укрылось от зорких глаз его сердца, и он задержался. Это был далеко не первый случай его уникальной чуткости. Прежде я, как и тысячи людей, не придавала значения ни ощущениям собственного дискомфорта, ни дискомфорта того, кто рядом, если этот дискомфорт не выражался каким-то уж очень неприятным способом: слезами или руганью. Раз открыл мне «Науку Осознанности» и призывал к внимательному наблюдению за мыслями и за эмоциями, которые эти мысли вызывают. «Захваченные в плен мыслями и концепциями, люди привыкли “быть не в духе”, как будто это их естественное состояние, и даже не пытаются возмутиться столь ужасным положением вещей», – объяснял он и призывал постоянно замечать, как мысли из прошлого либо из будущего атакуют человеческое сознание, лишая реального наслаждения тем, что есть здесь и сейчас. Я рассказала Разу о своей неадекватной реакции на стремительное прибытие туда, куда прежде приходилось ехать так долго. Его очень обрадовала внимательность, которую я проявила к своему эмоциональному состоянию, и особенно пытливое скрупулезное исследование мыслей, вызвавших его. Мой рассказ занял несколько минут, но значительно успокоил меня. Это не было мне в диковинку. Я уже много раз убеждалась, что личные изыскания, высказанные вслух, действуют лучше любого успокоительного лекарства.
– Дискомфорт вызван нарушением укоренившейся привычки. Тебе необходимо время на психологическую адаптацию. Время ты получишь в избытке, потому что аэропорт – это только один из пунктов нашей дороги. Мы сейчас не поедем к Даниэле, где дорога бы закончилась. Прежде нам предстоит посетить родину твоего любимого камня – Медные копи царя Соломона, – произнес Раз и оставил меня с легким сердцем, заставив мое забиться от восхищения и любопытства.
Теперь все мысли устремились к тайне, которая наконец-то должна была раскрыться, и я в который раз с изумлением наблюдала, как легко можно освобождаться из плена мыслей и становиться правителем их потока, казавшегося прежде неодолимой Ниагарой.
Даниэла отлично управляет «китайской княжной Джили», как она благоговейно называет свою машину, которая, в отличие от пожирательниц бензина, питается электричеством. Художница быстро преодолела «барьер» в двадцать километров, отделявший нас от места рождения камня с лазурными ручьями. Мы вошли в прохладное помещение Туристического центра и стали зрителями фильма о геологической истории того места, где пребывали сейчас.
Каково же было мое изумление, когда я узнала, что первым родился не сам камень, а его «лазурные ручьи», которые оказались окисленной медью, вырвавшейся вместе с вулканической лавой сотни миллионов лет назад из недр планеты на ее поверхность. Я смотрела на сверкающие потоки лавы, потрясенная фактом, что уникальность камня родилась прежде него самого! Мои мысли устремились дальше, и теперь я думала об уникальности каждого человека и каждого предмета на нашей планете, понимая, что она тоже должна была родиться прежде всех нас и всего, что нас окружает. Без этих лазурных витиеватых прожилков, вызывающих столько чудесных видений в моем воображении, камень был бы обычным, каких тысячи. И каждый из нас был бы «каких тысячи», если бы не уникальность, сотворенная еще до рождения. Уникальность, которая обычно кажется чем-то неважным, второстепенным, или даже пагубным, как лазурные ручьи на моем любимом камне. Ведь с точки зрения логического разума, они лишь портят однородный состав известняка, в точности, как произошло в моем случае. Мне потребовалось прожить полвека, прежде чем по счастливому стечению обстоятельств я встретилась с Разом – человеком, способным Видеть Уникальность и объяснить, в чем она заключается. Раз открыл мне, что моя уникальность заключена в гиперболическом воображении, которое прежде порицалось и выкорчевывалось. Я думала о том, что тысячи людей достигают преклонных лет, так и не познав живительную силу собственной уникальности, потому что ее проявления выглядят препятствиями, а не достоинствами, или в лучшем случае, мелочью, не стоящей внимания.
Мои поиски подтверждений этой чудесной догадки прервали беснующиеся потоки древнего тропического океана Тедис, который заливал кратеры вулканов. Заливал с наслаждением малыша, что обрушивает потоки воды на дворцовые башни, построенные им только что. Исторические пласты времени сменяли друг друга мгновенно, и вот уже на моих глазах дно океана покрыли известняк и песчаник и замуровали толстым слоем залежи меди – уникальность моего любимого камня, созданную до его рождения. Однако уникальность не может существовать сама по себе. Для ее проявления, рассвета и взросления необходимо тело! Тело камня с лазурными ручьями было сформировано в толще известняка и песчаника на дне океана. Именно там и родился мой любимый камень! А когда океан отступил, вулканы вновь возвысились над землей и начали взрываться. Их гигантская сила, убивающая жизнь, подарила ее моему любимому камню. Она выбросила его на поверхность земли, и он впервые увидел солнце! А потом прошли еще миллионы лет, и появился человек, который дал камню имя – известняк с прожилками окисленной меди.
Миллионы лет ожидания, выпавшие на долю моего любимого камня, вызвали во мне глубокое смятение. Я опустила голову и воззрилась на него, испытывая сострадание, не представляя, как он мог так долго ждать, и не способная постигнуть то, что невозможно постигнуть человеческим разумом. Даже мысль, что я одушевила камень, который на самом деле не знает, что такое Ожидание, едва вспыхнув, погасла в моем сознании, и я застыла в оцепенении. Должно быть, за несколько секунд моего оцепенения на экране проплыли еще миллионы лет, потому что когда я очнулась, летоисчисление перешло на тысячи, и дикторский голос сообщил, что открытие меди шесть тысяч лет назад произвело настоящую революцию в человеческой цивилизации, ведь медь прочнее камня, но при этом обладает колоссальной гибкостью. Чудесный материал заменил убогие каменные орудия на удобные предметы земледелия, домашней и храмовой утвари и изящные произведения искусства…
Мы давно оставили Копи царя Соломона и причудливые холмы, где три тысячи лет назад его подданные добывали медь, а в моем воображении она все еще плавилась в старинных каменных печах. Ее соединяли с оловом, превращая в бронзу, а бронза принимала форму великолепных колесниц фараонов, ваз, инкрустированных изумрудами и сверкающих голубыми аквамаринами украшений древних цариц.
– Сейчас самое время возродить одну из этих цариц по имени Эстер, – сказал Раз, когда мы, освеженные душем, вышли на веранду в доме Даниэлы.
Художница оставила нас до вечера и умчалась по делам.
– Почему мы будем возрождать царицу Эстер? – спросила я.
– Потому что она главная героиня Пурима, и тебе предстоит облачиться в ее королевский наряд, чтобы принять участие в конкурсе карнавальных костюмов, – ответил Раз, водрузил на стол свою дорожную сумку и достал из нее что-то объемное, завернутое в синюю ткань.
Под тканью оказалась… корона, которую я купила когда-то, чтобы сводить его с ума! Корона выглядела идеально. В точности, как на витрине персидского бутика, где я ее впервые увидела. Золотая краска ярко сверкала, от чего сапфиры, изумруды, рубины и бриллианты искрились, словно настоящие. В каждом элементе царской принадлежности чувствовалась работа умелых рук Раза, значительно украсивших мою давнюю покупку.
– О Господи! Я совсем забыла о ней! Как она здесь оказалась?!
– Я взял корону там, где ты оставила ее. А где ты ее оставила? – улыбнулся Раз.
Его вопрос воскресил в памяти воспоминание о моей хитромудрой уловке.
– Я оставила корону в твоей ванной комнате на стеллаже, где всегда лежали чистые полотенца, чтобы каждый раз, принимая душ, ты вспоминал обо мне, – чистосердечно призналась я.
– Какая сложная конструкция доступа к моей памяти. Я был уверен, что ты просто забыла ее, – усмехнулся он и извлек из сумки легкое бирюзовое платье.
В последних лучах бронзового солнца платье отливало позолотой и рождало ассоциацию морской глади на закате.
– Такое платье можно увидеть только на кинозвездах, плывущих по красной дорожке для получения «Оскара»! – поразилась я. – Откуда оно у тебя?!
– Мне важно убедиться, что платье тебе впору. Надень его, и тогда я отвечу на твой вопрос.
И я поспешила в спальню, не в силах оторвать взгляда от королевского наряда. Он был сшит помпезно и изящно, гармонично соединяя в себе моду прошлого и нынешнего веков, холодную изысканность аристократки с легкой спонтанностью студентки художественного факультета. Струящаяся невесомая ткань содержала в себе ту неуловимую плотность, которая подчеркивает все, что нужно подчеркнуть, и скрывает все, что нужно скрыть. Платье сидело на мне так ладно, что возникло сладостное ощущение, будто оно было моим всегда, хотя на самом деле у меня никогда в жизни не было такого шикарного платья. Налюбовавшись собой, я водрузила на голову корону, и в памяти всплыли слова из ее сертификата, написанные горе-переводчиком с иврита на русский: «Вес короны один кило и двадцать шесть грамм. Это даст тебе наслаждение знать на голове, что знала царица Эстер, когда эта тяжесть покрыла ее темечку».
К сожалению, я не могла перевести на иврит «умопомрачительные нюансы» переводчика, сумевшего своим антилитературным текстом передать то, что в стандартном сертификате не было бы передано никогда, и лишь жестами объяснила Разу причину своего неудержимого хохота, когда, облаченная в царский наряд, вновь появилась на веранде. Здесь уже плавал мистический шлейф кофе и терпкий запах фирменного кунжутного печенья Раза, которое у него получалось со вкусом и запахом халвы. И кофе, и печенье были сейчас тем, о чем я не думала минуту назад, но когда они возникли, поняла – это и есть самое желанное в данный момент. Я не впервые замечала подобные чудеса. Теперь, когда я ничего не желала в будущем, не представляла и не надеялась, а лишь стремилась увидеть мудрость настоящего мгновения, чудеса происходили со мной все чаще и чаще, причем проявлялись они в самых простых вещах, которых прежде я не замечала и не могла заметить.
– Корона успешно воссоединилась с платьем, – произнес Раз, восхищенно глядя на меня.
– Теперь говори, где ты его достал?!
– Эмили, когда уехала, оставила это платье на полке с чистыми полотенцами, – ответил Раз, наливая мне кофе, и добавил: – Но ты не волнуйся, я его постирал с «Фери».
Из всех многочисленных обожательниц моего неотразимого мужа Эмили осталась единственной женщиной, к которой я по-прежнему испытывала приступы ревности. Поэтому ее платье мгновенно превратилось в змеиную шкуру, а я – в пылающую лаву, которая тут же изверглась и зашипела:
– Значит, ты выдал мне этот шедевр напрокат, только для сегодняшнего бала?!
– Эмили не просила меня беречь ее платье, так что после карнавала можешь оставить его себе, – невозмутимо ответил Раз.
А я подумала, что тоже не просила его беречь мою корону, однако он сберег ее, как и платье Эмили! Тем временем мой обожаемый «Создатель того, что уже не казалось сказкой», достал из сумки прозрачную голубую мантию, украшенную золотыми узорами, накинул ее на мои плечи и с наслаждением скрепил золотым шнурком ажурные края.
– А эту красоту кто оставил на твоей полке с чистыми полотенцами?! – спросила я, обуреваемая одновременно и ревностью, и восхищением.
– Даниэла, – усмехнулся Раз, но увидев пламя в моих глазах, осмотрительно добавил, – ты не узнала свой палантин, который прежде надевала с этой короной? Даниэла разрисовала его золотой краской.
– Ты решил составить весь костюм царицы Эстер из атрибутов покоренных тобой женщин?
– В определенной степени.
– В какой именно?
– К твоей короне очень идет гневный блеск в глазах, – произнес Раз, – сохрани его для конкурса на самую оригинальную костюмную пару.
– Что значит конкурс на самую оригинальную костюмную пару?!
– В этом году в «Магазине трав» решили проводить конкурс костюма для пары, – объяснил он, – и чтобы стать тебе достойной карнавальной парой, я попросил Даниэлу помочь мне приготовить мою часть костюма. Я буду царским указом о помиловании всех евреев империи царя Ахашвероша.
Поверженная гениальностью мышления Раза, я тихо опустилась в плетеное кресло. Мне бы никогда не пришло в голову создать пару из царицы Эстер и указа царя! Я бы соединила царицу с царем, или с ее дядей – мудрецом Мордехаем, который привез Эстер в Шушан на конкурс претенденток на престол царицы. Максимум моего воображения хватило бы на Хагая – настоятеля царского гарема, снабдившего еврейскую девушку мудрыми советами, как покорить сердце персидского царя, благодаря чему из сотен претенденток царь выбрал ее. Однако объединить царицу Эстер в пару с царским указом я бы не додумалась никогда! Хотя теперь идея выглядела закономерной, ведь и царица, и царский указ о помиловании евреев являются воплощением друг друга, продолжением друг друга, неделимым единством всей Пуримской истории. Да и сама царица Эстер возникла, чтобы появился этот указ, а указ о спасении евреев возник только потому, что царь выбрал себе в жены еврейку по имени Эстер. В порыве преклонения перед величием Раза мои глаза невольно устремились на теплый каменный пол. Я увидела свои босые ноги, и с любопытством и опасением перевела взгляд на сумку, из которой были извлечены предыдущие атрибуты моего королевского облачения.
– Думаю, наилучшим решением будут сланцы Малии, – сказал Раз.
– Сланцы Малии?! – опешила я.
– Конкурс проводится не в Тронном зале, а в «Магазине трав». Нужно учитывать специфику окружающей обстановки, там почти все участники в сланцах. И потом, ты их еще не видела.
– Сланцы Малии я действительно еще не видела! – ответила я, поверженная ужасом воспоминаний об этой несчастной женщине.
Раз достал из сумки изящные узенькие светло-бежевые сланцы с золотыми ремешками.
– Ты, конечно, постирал их с «Фери»! – саркастически бросила я, чувствуя настоящий животный страх при виде обуви Малии, которая должна была оказаться на моих ногах.
И мысль: «Ни за что на свете я не надену ее обувь!» – застучала в висках гневом и страхом.
– Сланцы новые. Малия пыталась их носить, но не смогла, потому что они ей малы. Она попросила меня подарить их женщине, которой они подойдут.
– Зачем же Малия купила малые сланцы?! – спросила я в исступлении.
– По той же причине, по которой ты боишься надеть их, – ответил Раз, отчетливо и медленно произнося каждое слово.
Он всегда так поступал, когда говорил что-то основополагающее. Благодаря привычке, приобретенной за годы общения с Учителем, особая манера произнесения слов автоматически вызвала во мне повышенное внимание. Однако гневный протест с примесью ужаса, что Раз опять, как и шесть лет назад, связывает меня с этой несчастной женщиной, затмили все то, что могло бы открыться мне в этот момент.
Он замолчал, остановив взгляд на моем любимом камне, потом достал из сумки конверт и вынул из него что-то вроде открытки, на которой были изображены сланцы, а под ними – текст на английском языке.
– Это небольшая экспериментальная партия, которую разработали инженеры после анализа пожеланий потребителей, имеющих пристрастие носить подобный вид обуви. В данной модели увеличена высота подошвы, поверхность сланцев снабдили мягкими массирующими ворсинками, а перепонку сделали из особого материала, почти неощутимого для нежной кожи между пальцами, – сказал Раз и добавил после паузы: – Ты много раз просила меня научить тебя видеть реальность. Сейчас самое время Увидеть ее.
– Как?
– Просто внимательно прочти то, что написано о сланцах, а я пока облачусь в твою карнавальную пару, – ответил он, положил передо мной инструкцию, встал и направился в дом, однако у самых дверей остановился и произнес: – Корона, платье, мантия, – все это будет лишь маскарадным костюмом, если ты не откроешь королевскую сущность в себе самой.
Напоминаем, что первый том романа «Семь Кругов с воскурениями», который называется «Созвездие рыб в сливочном соусе», можно купить на сайте ЛитРес, набрав в Гугле фамилию и имя автора.
Новый Роман Жанны Корсунской
