КОНТУР

Он, разумеется, не мог мне позвонить. Это было исключено: мои надежды на его просьбу  «Таня, оставь свой телефончик», которые я лелеяла две недели отпуска в пансионате, окончательно провалились. Более того, он отчалил, не попрощавшись! Соседи по обеденному столу сообщили мне, что Сашина смена закончилась вчера вечером, и он уехал домой на своей машине.

Между нами, в сущности, ничего не было, кроме непонятной игры в возможность серьезного романа.

Он часто звал меня в свой номер, играл мне на гитаре и пел, проникновенно глядя в глаза… Он рассказывал о своей жизни, но особенно много говорил о супруге… Говорил не всегда хорошо, но неутомимо и с невольным восхищением, независимо от сути произносимого им текста.

Зачем он выбрал меня на роль слушателя? Неужели это –  стратегия обольщения через ревность к другой женщине! Или ему было больно и хотелось поделиться горем с тем, кого он больше никогда не увидит?         
В любом случае, мне становилось трудно все это слушать, а отказаться от приглашения посидеть вечерком за чашкой чая, попеть под гитару и поболтать я (по непонятной для себя причине) все-таки не могла.            
Саша был гостеприимен. Он угощал меня фруктами, орешками, конфетами, печеньем и чаем (до того дня, когда под тяжестью кипятильника перевернулся стакан с крутым кипятком, и все это –  мне на колени). Я орала от боли на весь пансионат, но причину моих криков могли понять иначе).              
Возможно, Сашка влюблял своими песнями и ждал инициативы от меня… Если так, то он плохой психолог. Конечно, он не понял и сотой доли моей сути! Иначе стал бы разве рассказывать о том, как прощал своей жене (моей тезке) ее бесконечные измены! И с каждой ее изменой он страдал все сильнее, а  любовь его не только не угасала, но совсем наоборот  –  возрастала!

Я тут же сообразила, что ему, побывавшему в зубах хищницы и испытавшему адреналиновую атаку на самолюбие, самооценку и многое другое, понадобится в качестве лекаря только еще более коварная хищница. И это, сто процентов, – не я.

…Ехать домой ему было не так далеко: жил он в центре Питера, а пансионат находился в Дюнах. И все-таки исчез он, этот образованный 28-ми летний красавчик как-то неинтеллигентно. Понял, наверное, что на курортный роман я не пойду, а к серьезным отношениям он и сам не готов. Или вообще не готов, или именно со мной. Устыдился своих откровений? Вполне возможно… Да и кому он нужен? Зачем мне мазохист? Ему изменяют, и это его подогревает. После такой супруги его уж точно не заинтересует добродетельная дама. Разве что в роли Скорой помощи. Я это отлично понимала. Не каждой повезло родиться стервой! Я бы максимум смогла отыграть ее, но недолго: вышла бы из образа после первого поцелуя.

Я даже пыталась сочинить на память о нем какой-то стих… Уже и не вспомню, какой именно, но концовка была выразительной:
«Ты мазохист, мой друг! Я это знаю.
Как счастья мазохисту пожелать?!»

Однако с его исчезновением пансионат опустел. Люди мелькали перед моими глазами, как неодушевлённые предметы. Я вымученно улыбалась.           
В душе я смеялась над собой и своими чувствами, хотя почему-то хотелось громко реветь, особенно, когда соседка почти силой притащила меня на танцы под открытым небом. Звучала, как назло, такая музыка! Музыка любви. Женщины танцевали индивидуально в кружке. И я вытанцовывала свою боль так отчаянно и так откровенно, что все вокруг расступились, и сидящие стали мне аплодировать, после чего я удрала к себе в номер.

Это хорошо, что он не взял мой телефон. Нечего ждать того, что не твое. А слезы эти… Они просто от одиночества, наверное. В общем, я себя уговорила, а вскоре, даже и успокоилась.
Дома ждали дела…

Я почти забыла эту историю, и вдруг… он позвонил мне! Через два месяца! Как? Почему? Зачем?        
Звучал он так, словно мы вчера виделись и болтали. А на вопрос: «Откуда у тебя мой телефон?»  ответил уклончиво: «Мужчина всегда найдет то, что хочет найти».

Сашка пригласил меня в кафе (просто так – поболтать), и уже на следующий день он встретил меня у метро.
Я и сама не знаю, зачем я согласилась на эту встречу. Долгое одиночество и потребность в любви рождают веру в чудеса и сказочные сюжеты даже у взрослых.

И вот Саша заказывает почти все меню заведения. С такого рода щедростью я никогда не встречалась. Попадались мне всегда уникальные жмоты. И вдруг   – такое!

Я запротестовала. Он не принимал возражений.
«Я не голодна, Саша, честное слово! Да и вообще, кто все это смог бы поглотить!»

Стол был уставлен дорогими блюдами. Я чувствовала себя неловко: переживала за чужой бюджет.
Меня интриговала причина, по которой Саша возобновил наше знакомство. В голове стали созревать разные варианты: один лестней другого.

А вдруг он все-таки влюбился в меня! С чего я взяла, что все должно идти по моему сценарию! Подумаешь, «великий психолог»! Ничего я не понимаю в людях! Может, он – никакой не мазохист вовсе! Не исключено, он уже разводится с женой и как раз, настрадавшись, сможет оценить настоящие отношения.

Да разве стал бы он разыскивать мой телефон и тратить на угощения такие деньги, если бы я не была ему дорога?

Вопросы смешивались с ответами в моей голове, создавая сумбур и туман… Саша завороженно смотрел на меня, произносил комплименты как по поводу моей внешности, так и в адрес моих человеческих качеств… Он звучал вполне искренно и ничуть не пошло. Я стала немного зависать между реальностью и мечтой. И хоть спиртное мы не пили (не захотели), мне казалось, что я теряю бдительность и вот-вот влюблюсь снова, но уже всерьез, как редко кто умеет.
Но тут, посреди всех моих надежд, мой знакомый опять завел разговор … о своей жене. Это быстро меня отрезвило. Я пыталась оставаться вежливой, иногда что-то спрашивала, но вновь остро почувствовала подвох: моя ценность для этого мужчины определена вовсе не моей женственностью, а какими-то способностями понимать его переживания мгновенно, глубоко и без прокурорства во взгляде. Он понял, что я по жизни  – адвокат. А еще, я была его психологом, молчаливым, доброжелательным и немного в него влюбленным, что компенсировало ему равнодушие жены, которую он отчаянно любил. Она понижала его самооценку, а я возвращала ее на место (он, конечно, давно догадался, что нравится мне, и сейчас это являлось для него лекарством).    
Мне было больно, но я терпела из сострадания к нему. Как должно быть плохо мужчине, чтобы рассказывать о своих унижениях перед женой другой женщине!

В душе я готовилась перевести Сашу в категорию поверхностных знакомых, к которым ничего, кроме человеческой жалости, больше не испытываю. Это, правда, требовало от меня немалой внутренней работы и времени, но я знала, что смогу.
Мы просидели уже несколько часов. А он все говорил и говорил о выкрутасах своей супруги, о ее пороках, лжи, предательстве… Но было ясно, что ни одна женщина планеты не смогла бы заменить ему эту предательницу, успевшую ранить его так сильно.        
За окнами потемнело, капли дождя потекли по окнам кафе, да и роль моя в этих отношениях показалась мне довольно сомнительной и жалкой.
«И доброта должна иметь предел», – пронеслось в голове. –  Нельзя становиться валидолом, который просасывают и выплевывают». «Мне пора, Саша…», – я стала собираться. Он загрустил и даже немного разозлился (или мне это показалось?), словно его лишали обезболивающего.

Взглянув на наш стол, я тоже загрустила и смутилась: на меня с упреком взирали невостребованные дорогие закуски. А дело было в Питере тех лет, когда уносить с собой заказанное для «собачки» считалось  верхом жлобства.         
Пытаясь справиться с неловкостью, я произнесла: «Саша, ты не обидишься, если я не доем и оставлю все это?..»
И тут… Я не знаю, чем я заслужила, но внезапно Сашина галантность куда-то испарилась. На меня смотрели большие выразительные глаза мужчины, в которых отчетливо читалось презрение.  
Но этого было мало! С присущим Саше артистизмом он скопировал мои интонации и повторил мою фразу издевательским тоном: «Саша, ты не обидишься, если я не доем и оставлю все это?..»
Я обомлела и не нашлась, что ответить. Просто тупо молчала.
Мой кавалер (назовем его так число условно) завершил вечер мечтательным взглядом в свое прошлое, куда на минуту решил впустить меня:
– А бывают женщины, которые не задают таких вопросов. Они оттопыривают наманикюренный красивый пальчик и по-хозяйски заказывают самые дорогие блюда в шикарном ресторане. Затем они небрежно откусывают кусочек бутерброда с черной икрой и произносят с улыбкой царицы: «Пусть все это унесут! Я больше не хочу есть». Вот это – женщины!

С тех пор я больше не переживаю за мужской бюджет. И Вам не советую. Заказывайте икру! Или что вам больше всего нравится из самого дорогого. Мужчины, они чем больше вкладывают в нас нервов и денег, тем больше нас любят.  А с добродетельностью обращайтесь к специалистам, чтоб помогли избавиться.