Капельку этого странного образования Николай Константинович перенес на предметное стекло сильного микроскопа.
В первой беседе со мной он сказал: «Я совсем не предполагал тогда, что частички этой странной взвеси станут причиной сотен бессонных ночей, сломают весь уклад моей жизни, а их изучение выльется в годы и годы напряженной работы и борьбы».
***
Николай Константинович действительно ушел из жизни в тяжелой борьбе с косностью за признание своего Великого открытия. В танке, пройдя всю войну, не сгорел – убили безнравственные люди, нагло присвоив себе его приоритет.
Что же открылось тогда ему, какая тайна, почему он произнес эти слова, которые стали пророческими?
И до Чудинова сотни исследователей растворяли калийные соли в воде. Но они проверяли другое – сколько калия в их составе, сколько ценнейшего магния. Даже золото находили. Ну а эта грязь в виде пенной взвеси – да кому она интересна. Так и проходили мимо настоящего таинства природы.
А Чудинов не прошел, потому что искал другое. Необычное часто происходит там, где его совсем не ждешь. Тут нужно особое чутье, озарение, что ли. Это не у каждого есть. Очевидно, у Николая Константиновича такое качество было. От природы.
Все представители их династии в чем-нибудь да отличились.
Отец, Константин Гаврилович, был известным краеведом, хотя и работал простым счетоводом в конторе Юго-Камского завода. А вот молодость у него была бурная.
Сын волостного писаря из Юго-Камска, он устроился служить на КВЖД – Китайско-Восточную железную дорогу, которая связывала Читу через китайский Харбин с Владивостоком и Порт-Артуром. Маньчжурия той поры – это вотчина всякого сброда: китайских бандитов-хунхузов, корейских охотников за женьшенем, русских золотоискателей. Это было время, когда в спорах судьей чаще всего выступал барабанный кольт. С пистолетом и сам Константин Чудинов не расставался ни на день, имея на то специальное разрешение Харбинской полиции.
В годы Русско-Японской войны Константин Григорьевич был военным корреспондентом в Порт-Артуре. Когда через несколько лет он вернулся из Китая в Юго-Камск, то уже вскоре был арестован и судим за работу в нелегальном марксистском кружке. По своим убеждениям был близок к эсерам.
После тюрьмы арендовал у завода несколько десятин земли, завел скотину, и вскоре его хозяйство стало образцовым в округе. Он применял все новинки агротехники, выписывал сельскохозяйственные журналы, занимался семеноводством, чтобы достигнуть максимально высоких урожаев, и, в конце концов, стал председателем первого местного крестьянского кооператива.
Жена Константина Гавриловича – Мария Алексеевна – из семьи рабочего.
После окончания начальной школы экстерном блестяще закончила женскую прогимназию и стала педагогом на всю долгую жизнь.
Преподавала в средней школе математику, английский и французский языки. В Юго-Камске, как лучшую учительницу, ее знали в каждом доме.
Но сам Константин Гаврилович прекрасно понимал свою обреченность. Да, он сидел в царской тюрьме, но он, как делегат Учредительного собрания, расстрелянного большевиками в январе 1918 года, своими глазами видел это варварство и беззаконие. Видел и помнил.
Помнили и большевики. Молчаливые люди в черных кожанках пришли за ним в 1938 году. Жена и дети больше его никогда не видели.
К счастью, Марию Алексеевну, как учительницу, не тронули. И дети не были посланы в приюты – пожалели при живой матери.
Константин Григорьевич был полностью реабилитирован в 1956 году. Но до сих пор никто в их семье не знает, где его последнее пристанище.
***
Семью Чудиновых во многом объединяла огромная тяга к самообразованию. Константин Гаврилович слыл книгочеем, в доме была приличная по тем нелегким временам библиотека, и эта любовь к книгам передалась и детям. Их было четверо.
Старший, Сергей, стал известным авиационным метеорологом, яро боролся с теми, кто предлагал промышленно осваивать берега Байкала, консультировал и часто громил крупные гидропроекты типа Каракумского канала или поворота полноводных сибирских рек на Юг.
Второй сын, Василий, родившийся в 1918 году, стал химиком-аналитиком. Он автор важного, широко применяемого метода определения содержания фосфора в металле.
Третий сын, Петр, уже в юности твердо знал, что будет геологом. Он, как и все его братья, любил природу и страстно хотел понять, почему родной Урал, как и вся бескрайняя Сибирь, так щедры на богатства. Как и почему образовались эти подземные сокровища, как и где их искать с минимальными затратами. Его мечта – докопаться до сути происходящих в недрах процессов, сделать так, чтобы немые породы, наконец, заговорили, и человек понял бы этот язык.
Он стал опытным геологом, искал нефть в Западных районах Предуралья. Вот там и осуществилась его мечта – немые породы Севера действительно заговорили с ним.
Петр Константинович стал известным в мире ученым, доктором наук, но вот парадокс – не в геологии, а в палеонтологии. Как это произошло – обязательно расскажу, поскольку вся эта удивительная метаморфоза имеет прямое отношение и к будущему, эпохальному по сути, открытию его младшего брата – Николая.
***
Вернемся к истокам этого открытия. Что же увидел Николай Константинович, поместив странную взвесь, всплывшую на поверхность воды при растворении в ней калийной породы?
То, что он увидел в окуляр микроскопа, буквально поразило его. Взвесь до отказа была нашпигована странными существами в виде шариков, разного размера палочек, скоплениями разнообразных по форме звездочек.
Чудинов протер глаза – уж не мерещится ли ему, и слега передвинул предметный столик. Нет, фантастическая картинка не пропала. Он четко видел островки разнообразных по форме тел, длинные нити, похожие на озерные водоросли и стебли бамбука. Странный, доселе никому не известный мир.
Может быть, этот кусочек руды по-своему уникален. Своего рода солевой метеорит. Надо проверить калийную соль из другого штрека, из совершенно другого по цвету пласта.
Из пестрого сильвинита выделилась примерно такая же взвесь. Картина под окуляром микроскопа была еще более потрясающая. Неужели организмы?
Конечно, Николай Константинович был геохимиком, но полученных в институте знаний вполне хватало, чтобы определить: во всем этом хаосе колонии бактерий, простейшие грибы, кокки различных видов, микроводоросли. Стало быть – органика!
Коли так, гадать не нужно. Нужно действовать, способ известен. Если во взвеси есть любое органическое вещество, хотя бы на уровне простейшей клетки, то при воздействии на нее определенных веществ, например фуксина, она должна окраситься.
Она буквально на глазах и окрасилась. Да не одна клетка, а практически вся взвесь.
Вы представляете себе, какое потрясение от увиденного, какое чувство испытал тогда Чудинов?! Сомнений не оставалось – это были организмы! И самое невероятное – пролежав под слоями земли 200–350 миллионов лет (таков был возраст пермских солей калия), они не превратились в камень и не стали отпечатками на нем. Они были вполне осязаемой тканью!..
Кому из биологов сказать такое – засмеют. Одни просто покрутят у виска пальцем, мол, совсем чокнулся мужик. Другие скажут – это из области несбыточной никогда фантастики.
Какая фантастика? На предметном столике микроскопа был целый мир древних организмов, которых никто никогда не видел. Многие чудеса Земли меркли перед этой капелькой соляного раствора! Выходило, что эти существа в ней жили тогда, когда единый материк Пангея еще не треснул от чудовищных сил тектоники и не начал расползаться в едином океане, образуя Европу, Азию, Америку. В те времена не было не только человека, но и млекопитающих!
Да любой академик-микробиолог будет в полном ступоре от реального созерцания фактически пришельцев Палеозоя.
Как для геохимика, фантастика для Николая Константиновича была в другом: за счет чего, за счет каких неведомых сил и секретов природа сохранила свое реальное прошлое в кристаллах калийных солей? Пусть и в не живом, а в законсервированном виде?!
Нередко в прессе появляются сообщения, что на том или ином янтарном карьере найден кусок смолы с замурованным в нем каким-нибудь древним насекомым, улиткой, небольшой ящерицей или фрагментом листа дерева. Все это представители фауны и флоры древнего мира. Например, янтарю, который добывается в Прибалтике, на самом богатом месторождении мира, 40–45 миллионов лет.
Такие находки все-таки крайне редки, и каждая – настоящий кладезь для науки. Эти пришельцы из прошлого настолько удивительны, что в 1990 году легли в основу романа американского писателя Майкла Крайтона «Парк Юрского периода», а вскоре и серии фильмов по его мотивам.
Но за 30 лет до этого простой уральский геохимик открыл не Парк Юрского периода, а гораздо более древний. И не выдуманный фантазией писателя, а совершенно реальный.
Несложные расчеты Чудинова показали, что только в толщах солей приполярного Урала находятся 500 миллионов тонн практически чистого белка. 500 миллионов тонн!
Было отчего задуматься – а не случилось ли что-нибудь с головой? Доложи руководству – кто-нибудь из доброхотов обязательно скорую помощь вызовет.
Правильное во всем решение принял Николай Константинович: пока сам не убедится, не проверит сто, нет – тысячу раз, на солях из разных слоев и мест, – правда, никому ничего не говорить. Только любимой и во всем поддерживающей его супруге Нине Александровне. Та согласилась: «Не время трубить… Надо ноты читать научиться».
Что правда, то правда. Не время. Вот и французы не зря на стене Академии наук в Париже навечно выбили наставление одного из корифеев древности ученого: ПРОВЕРЯЙ И ПЕРЕПРОВЕРЯЙ.
Чудинов этим и занялся.
Жена переживала – и так у Коли здоровье пошаливает, а он на работе все чаще и чаще за микроскопом и в фотолаборатории до глубокой ночи засиживается. Засиживался, и еще как, – решил сделать фотоальбом «гостей из Палеозоя». Так легче будет их изучать и сравнивать с современными.
Да кто же в те времена на работе не «горел»?! И Николай Константинович, хотя и не верил в светлое завтра, но был просто советским человеком. На рожон в спорах, доказывая свою правоту, никогда не лез, был во всем сдержан, и счастлив тем, что дело свое знал достойно.
В рабочее время он решал насущные проблемы газоносности рудников, чтобы избежать жертв при возможных взрывах, изучал проблемы флотации, спускался в штреки, где добыча велась, изучал подробные карты месторождения, готовил необходимые расчеты и рекомендации, как правильно работу калийщиков наладить, избежать аварий и потерь. Да мало ли забот у старшего инженера-исследователя… Но новое дело все больше и больше захватывало его. Потому и светилось до полуночи окно его лаборатории.
Из рассказа Н. К. Чудинова
Постепенно я собрал и исследовал куски руды со всех работающих штреков и камер и тех, которые вышли из оборота. Результат был один – примерно в каждом килограмме калийной соли содержалось до 10 граммов органики. А в пестрых породах даже больше.
Природа непередаваемой красоты калийных шахт, на стены которых слоями выплеснуты, казалось, все краски и оттенки спектра солнечного света, стала абсолютно понятной и объяснимой: фантастическая окраска калийных солей определяется наличием в ней не окислов железа, как это традиционно считалось, а многочисленными видами микроорганизмов эпохи Палеозоя.
Разве не подобную картину наблюдаем мы летом: в самые жаркие дни лесное озеро с изумрудно чистой водой вдруг приобретает совершенно другую окраску, и мы обычно говорим: «Смотрите, вода зацвела!», прекрасно зная, что именно в это время происходит буйное размножение разного вида озерных водорослей и другого, скрытого от глаз, царства микроорганизмов. Прежде всего, бактерий.
Эти невидимые глазу существа, а в мире микробов даже ничтожную пылинку, которые будут казаться Эверестом, В. И. Вернадский называл мощными агентами биосферы, от которых зависят многочисленные процессы на планете. Они обладают феноменальными способностями адаптации к различным условиям окружающей среды. Например, могут усваивать для поддержания жизнедеятельности все, включая свет, нефть и токсичные для нас вещества, жить в кипящей воде фумарол, где зачастую жидкость представляет собой концентрированную серную кислоту.
Бактерии прекрасно себя чувствуют как на дне Марианской впадины под гигантским давлением в 1000 атмосфер, так и на больших высотах в тропосфере. Бактерии всюду вокруг нас. Они в воздухе, которым мы дышим, в воде, которую мы пьем. Они – вездесущи!
Сегодня однозначно доказано, что различные жизнедеятельные микроорганизмы населяют не только все подземные воды, но и толщи крепчайших осадочных пород на тех глубинах, куда сегодня смог проникнуть бур человека.
Удивительно, но под землей запас воды в несколько раз больше, чем во всех океанах, реках и озерах планеты.
Поэтому уже легче осознать, что суммарный вес земных бактерий-невидимок составляет 60 % от веса всей биомассы планеты – всех лесов, животных, птиц и рыб!
Но самое главное – бактерии являются самыми древними микроорганизмами из существующих форм жизни. Самыми древними.
Не трудно догадаться, что во времена Палеозоя многоцветие за счет водных микроорганизмов можно было видеть и в Пермском море, на дне которого, в его осадочных породах, находятся сегодня все наши шахты и рудники.
Что же представляло собой это Великое Пермское море, название которого знает каждый школьник? Оно действительно было Великим, поскольку волны его простирались от берегов нынешнего Северного Ледовитого океана до Кавказских гор. Правда, море было не таким глубоким, хорошо прогревалось, и потому кишело процветающей жизнью.
В нем прекрасно чувствовали себя рыбы и рептилии, масса донных организмов, сотни видов водорослей, от совсем невидимых глазу, до лент в несколько метров, типа современной ламинарии. И уж, конечно, в воде была огромная масса бактерий и других микроорганизмов. Куда ж без них – все, что умирало, должно утилизироваться. По-простому – сгнивать…
Вот этот микромир и в Палеозойские времена делал подобную полезную работу. Делает и сейчас.
Климат Земли 250 миллионов лет назад мало чем отличался от нынешнего – были тогда и безводные пустыни, и районы с умеренным климатом, и тропики. Только эволюция, вероятно, изменила во многом скорее не внешний вид бактерий и других микроорганизмов, а их химический состав, ДНК – основу основ всего живого, каждой клетки.
Берега Пермского моря покрывала буйная растительность из гигантских хвощей, папоротников и гинкговых деревьев, от которых сосны и ели пошли. Гинкго называют деревом динозавров, потому что их сочные листья служили основным кормом для больших и малых травоядных ящеров. А тех, в свою очередь, в клочья раздирали своими когтистыми лапами и клыками в 15 сантиметров и пожирали страшные звероподобные ящеры – иностранцевии.
Необычайно красивым, богатым и страшным одновременно был этот мир.
В конце Пермского периода два чудовищных по размерам подземных материка столкнулись и начали давить друг на друга с такой силой, что в месте их соприкосновения наверх выпирались хребты Уральских гор.
Море начало отступать, все больше мелело, образуя тысячи лагун, заливов и заливчиков. Вот в них под действием солнца вода испарялась, а все вещества, которые в ней были растворены, выпадали в осадок. По-разному в разное время года.
Почему по-разному? Потому что у них разная степень растворимости в воде, в зависимости от ее температуры. Поваренная соль, по-научному хлорид натрия, – вещество особенное. Эта соль и в холодной воде, и в кипятке растворяется с одинаковой скоростью до полного насыщения раствора. Она и выпадала первой, в более холодный период. А калийные и марганцевые соли любят тепло и осаждаются при более высокой температуре.
В перенасыщенном растворе соли калия и магния, превращаясь в кристаллы, включали в себя все живое вокруг и осаждались на дне. Так микробы, грибы, бактерии и микроводоросли становились «Узниками Пермского моря». И их вечными саркофагами стали кристаллы. Конечно, весенние паводки приносили с собой в высыхающие озера частички и других минералов, в том числе и окислы железа. Эти вкрапления хорошо видны и в самих рудных слоях, и в шлифах. Но они погоды не делали. Цвет калийных солей определялся только наличием в них микроорганизмов.
Так, сезон за сезоном, год за годом, до полного высыхания водоема росли наслоения этих осадков. До 13 тысяч таких слоев в нашем месторождении. Ларчик загадок с окраской калийных солей наконец-то открылся, и я подготовил большой доклад на эту тему, подкрепленный химическими анализами и сотнями фотографий «Узников».
Продолжение следует.
