– Если бы Разу было не комфортно с тещей, он бы обратился к тебе за помощью, как делал твой первый муж, но этого до сих пор не произошло, верно?
– Да.
– Раз – твой истинный учитель, – убежденно сказал Веня и вдруг добавил: – Не надо пытаться делать маму счастливой. Я уже осчастливил ее.
– Это правда, только ты сейчас растворишься в потоках дождя, и все опять будет по-прежнему, – грустно усмехнулась я.
– Я не растворюсь, – серьезно ответил Веня, – я… «уматерю» твою маму.
– Что ты с ней сделаешь?!
– Нет подходящего слова в русском языке. Удочерить – есть, а «уматерить» – нет. Она станет моей настоящей мамой. Сегодня ночью, когда закончится торжество, я увезу ее домой, а потом мы отправимся в мой дом на берегу океана. Я слушал ее сейчас и неожиданно понял: тогда, много лет назад она кормила меня и пилила, кормила и пилила, и открыла во мне гигантскую силу доказать ей, что я обязательно стану миллионером! Я понял, что твоя мама – тот самый человек, которого я больше всех людей на свете жаждал потрясти своими достижениями! А теперь она воздает мне такие почести, какие может воздать только покоренный Эверест. А что будет, когда она увидит мой дом и мои навороченные машину и яхту?! Ее талант искренне восхищаться днем с огнем не найти. Восхищаться и наслаждаться.
Он замолчал, глядя на потоки дождя. Потом повернулся ко мне и произнес:
– Твоя мама и есть истинная Мисс Вселенная, которую я так долго искал.
– Тогда, может быть, тебе лучше… жениться на ней?! – воскликнула я, потрясенная силой Вениного чувства.
Он как-то странно взглянул на меня и заговорил так, словно не со мной, а с самим собой:
– До встречи с ней подобная мысль показалась бы мне сумасшествием. Однако теперь… я не мог оторвать взгляда от ее сияющих глаз, от ее прекрасных рук… я наслаждался ее голосом. Она настоящая женщина! Одна из тех, на ком держится род человеческий! Она та самая женщина, которая вдохновляет мужчину, и, окрыленный, он создает великую поэзию, космические корабли и революции. Мне многое открылось в Китайском монастыре, и теперь я вижу то, что прежде было скрыто от моего взора. Каждый раз отправляясь куда-нибудь, мы думаем, что знаем причину своего путешествия, а потом открывается нечто совсем иное. Я думал, что еду к тебе, а на самом деле – ехал к ней. Вот что здесь Главное! – воскликнул Веня и решительно шагнул в черный поток дождя, вспыхнувший его серебристым плащом.
А в моем сердце вспыхнул вихрь мыслей о маме. Я почувствовала, что Веня открыл мне глаза на человека, которого я знала полвека и оказывается… не знала. Теперь я понимала, что только благодаря несокрушимой силе характера, она стоически переносила все тяготы жизни, выпавшие на ее долю, и сражалась, сражалась, сражалась… «Надо держаться! Никто не должен видеть тебя слабой!» – сейчас это неизменное мамино высказывание наполнилось той истинной гигантской силой, которую вкладывала в него мама и безуспешно пыталась передать мне. Теперь стало ясно, что этого вовсе не требовалось. Требовалось лишь то, что произошло сейчас, – я наконец-то поняла свою маму. Поняла и приняла с глубоким уважением, как все то, что поняла и приняла в себе самой.
Неожиданно в памяти возникла картина из моего путешествия к Рабби Нахману в Умань. Раббанит Двора предложила каждой из участниц паломничества всем сердцем пожелать другому то, что страстно желаешь сама. «Тогда твое желание обязательно сбудется и у того человека, и у тебя тоже», – объяснила она. Рядом со мной сидела девушка, которая страстно мечтала выйти замуж, хотя в тот момент, в отличие от меня, у нее не было возлюбленного. Я начала неистово благословлять ее и просить Рабби Нахмана, чтобы он, благодаря его заслугам, умолил Царя Вселенной исполнить желание Ципоры, так ее звали. Милое имя, в переводе с иврита – птичка. Удивительно, но через месяц после того, как я вышла замуж, «Птичка» вдруг позвонила мне и сообщила, что у нее состоялась помолвка. В тот момент я совсем забыла о ней, да и Ципора забыла обо мне. Она взяла мой номер телефона у раббанит, потому что неожиданно вспомнила обо мне, когда ее жених преподнес ей перстень, как принято на помолвках. Этот случай вспомнился сейчас, потому что я страстно желала, чтобы мама стала счастливой, много раз молила и просила Царя Вселенной. Этим вечером, благодаря Вене, мое желание исполнилось! Я видела маму по-настоящему счастливой и слышала ее радостный голос. Моя ошибка заключалась в том, что я думала, будто счастливой маму должна сделать я, что ее счастье зависит от моих действий. Удивительно, но подобная мысль не приходила мне в голову в отношении Ципоры. Я не собиралась искать ей жениха, устраивать знакомства. Я полностью всецело возложила это на Царя Вселенной, абсолютно уверенная, что только Он способен организовать для «Птички» лучшего мужа в мире. Теперь я убедилась – счастье может прийти разными путями. Главное, оно обязательно приходит к тому, кого ты страстно, всем сердцем желаешь видеть счастливым!
Я вернулась в зал. Конечно, меня так и подмывало восхитить маму возникшим в Вене желанием жениться на ней. Но, естественно, я не могла лишить маму изумления услышать это от него самого, и лишь наблюдала издали, как оживленно обсуждают все произошедшее мамины близкие подруги. Обе были с нами за столом, однако Венино эксцентричное поведение повергло их в шок, и при нем они не проронили ни слова. Теперь их словно прорвало. Мне тоже очень хотелось выговориться, и я поспешила к Разу с намерением попросить его уединиться со мной. Вскоре передо мной предстала радостная, раскрасневшаяся Даниэла, возбужденно сообщавшая что-то моему мужу. Ее вид возродил в памяти мамино откровение об этой женщине. «Неужели она действительно обсуждала с мамой планы о нашем разводе?!» – подумала я, и вдруг в сознании возник образ Вениного серебристого плаща, вспыхнувшего в потоке дождя, и одновременно зазвучали его слова: «Ты вошла в самый счастливый этап своей жизни. Просто помни об этом. Не разменивайся на злость, отчаяние и ненависть. Счастливые люди по-императорски великодушны». И глубокий покой снизошел на меня. Я тихо села за столик возле Раза. Благоговение создавало во мне океанскую тишину. И впервые в жизни я осознала, что значит быть счастливой изнутри, независимо от происходящего во внешнем мире. Раз почувствовал мое необычное состояние. Положил свою ладонь на мою руку и взглянул так, как смотрит тот, кому известна твоя тайна.
– Даниэла приготовила тебе подарок на день рождения, – произнес он.
– На день рождения, который еще будет у тебя по еврейскому летоисчислению, – уточнила она, – ты ведь родилась в Пурим!
– А Пурим наступает послезавтра. И мы полетим с тобой в Эйлат на Пуримский карнавал, который проводит «Магазин Трав», потому что они всегда устраивают изумительные карнавалы! – вдохновенно продолжил Раз.
– Полетим?! – воскликнула я.
– Да! Я дарю тебе два билета на самолет, потому что ты обожаешь летать на самолетах! – воскликнула Даниэла и положила передо мной яркий конверт, расписанный ею в стиле Персидских сказок.
– Какой замечательный подарок! – воскликнула я и обняла Даниэлу.
Просто приняла ее в свою океанскую тишину, физически ощущая правоту Вени о великодушии счастливых людей.
– А теперь мне пора. До скорой встречи в Эйлате, – произнесла Даниэла, когда наше волшебное объятие разомкнулось.
И она ушла, а я осталась наедине с Разом, как и хотела. «Это произошло само собой, без моих просьб и действий», – удивленно подумала я.
– Веня нашелся благодаря Фире из Бостона? – спросил Раз.
– Да, – ответила я, изумленная тем, что он уже знает то, о чем я еще не успела ему рассказать. И не в силах больше сдерживать оглушительную новость, выпалила: – Он решил жениться на маме и увезти ее в свой дом на берегу океана!
– Я почувствовал счастливую перемену в ее судьбе, когда она попросила меня ввести ее в Фейсбук и обнаружила там подругу юности, с которой дружила, когда училась в старших классах.
– Ты ввел маму в Фейсбук?! – поразилась я.
– Да, месяца три назад. Мама рассказывала мне, что после окончания школы Фира с родителями переехала в другой город, и с тех пор они не виделись.
– Фира оказалась родной тетей Вени! – сказала я, потрясенная видением того, как выстраивалась цепочка воплощения маминого счастья.
И произнесла то, что еще полчаса назад приводило меня в бешенство, а теперь вызывало лишь любопытство:
– Мама сообщила нам с Веником, что она каждый день приходит к тебе в мое отсутствие.
– К сожалению, не каждый день, а только три раза в неделю, когда я готовлю храймэ, – ответил Раз.
– К сожалению?! – вырвалось у меня.
– Моя мама умерла, и я счастлив, что у нас есть твоя мама, которая обожает, как я готовлю кефаль с овощами, – объяснил он. – Твоя мама голодала в детстве. Ее наслаждению едой и благодарности за вкусную пищу впору поучиться Даосским монахам. Когда она ест, я не могу глаз отвести! Таю от умиления.
– А о чем мама говорит с тобой? – осторожно поинтересовалась я, поверженная глубиной сострадания Раза к моей маме.
– О том же, о чем говорила со мной моя мама, – о работе за плату, – улыбнулся он. – Для них обеих работа за плату была спасением от душевных мук, потому что она заключает в себе несколько мощных стимулов, которыми не обладает ничто другое в физическом мире. Регулярная зарплата дает чувство независимости и уверенности в завтрашнем дне, что вдохновляет продолжать жить. Еще один стимул – необходимость регулярно вставать утром и приводить себя в порядок. Для моей мамы, как и для твоей, этот фактор содержал в себе гораздо большее, чем просто умыться и одеться. Им обеим было важно прийти на работу красивыми и ухоженными, чтобы никто из окружающих не заметил их внутренней боли. А забота о внешнем виде влияет на внутреннее состояние, потому что они взаимосвязаны. И, конечно, огромное значение имеет благодарность и уважение людей, для которых они работали. В отношении себя твоя мама абсолютно права, когда обожествляет работу за плату.
– Но ведь в своих назиданиях она имела в виду тебя, – улыбнулась я.
– Это естественно, ведь все, что есть в человеке, он проецирует на другого.
– И как же ты поступаешь, когда мама проецирует на тебя свое обожествление «работы за плату»? – спросила я.
– Внимательно слушаю, как слушал свою маму. Мне нравится звук ее голоса. Даже когда твоя мама распаляется, ее голос звучит красиво. Иногда она так разойдется, раскраснеется, что только танец с шарфиком может успокоить ее.
– Танец с шарфиком?! – воскликнула я, не способная представить маму, танцующую с каким-то шарфиком.
– Да, – серьезно ответил Раз. – Я включаю ей музыку леса, завязываю себе глаза, чтобы ее не смущать, и мама танцует. У нее есть врожденная проблема с моторикой, и этот танец дает маме возможность почувствовать себя освобожденной от физического ограничения.
– Проблема с моторикой… Как ты узнал об этой проблеме?
– Благодаря увлеченному любящему наблюдению, – ответил Раз. – И, конечно, благодаря счастливейшему обстоятельству, что я для твоей мамы являюсь тем, чем являюсь в действительности – «Нулем», «Никем и Ничем». Рядом со мной она может позволить себе расслабиться и забыть о важности собственной персоны.
– Проекция! – восхитилась я озарившему меня пониманию. – Когда человек находится наедине с «Нулем», то невольно и сам скидывает с себя важность.
– Именно так, хотя мама ни за что не признается в этом даже себе самой. Ей очень хорошо со мной, я чувствую это и наслаждаюсь. Именно поэтому она всякий раз возвращается ко мне и открывается для выполнения вещей, очень важных для ее организма, – раскрашивает «кельтские узлы», сажает растения.
– Неужели мама все это делает?!
– Да. Она говорит, что одна ни за что не занималась бы такими глупостями, а со мной ей приятно.
– С тобой очень приятно! – подтвердила я, озаренная пониманием маминого согласия заниматься тем, что всегда казалось ей никчемными занятиями.
Тихое присутствие Раза, его всецелое внимание к тому, кто рядом, – вот что создает желание и вдохновение с радостью выполнять незатейливые вещи, которые он предлагает.
– Почему ты никогда не говорил мне о маминых визитах?
– Чтобы не смутить тебя, и особенно ее. Стоит сделать неловкое движение, и она исчезнет, как происходило с моей мамой.
– Исчезнет?
– Исчезнет для восприятия. Смутится, обидится, замкнется в себе. Это поколение слишком много страдало. Они все подранки, жаждущие тепла и неспособные принимать его. Я по-прежнему не знаю наверняка, придет ли ко мне твоя мама, но мне приятно думать, что придет, и три раза в неделю, в назначенные дни, я иду на рынок купить свежую кефаль.
Последние слова Раза вызвали во мне слезы, и не в силах сдержать пронзительную благодарность, я обняла его и уткнулась в его плечо.
– Твой друг юности убрал пелену, закрывающую от тебя понимание мамы, и это отличная причина радоваться, а не плакать, – сказал Раз, отнимая мое лицо от своего плеча.
– Да, точно! – воскликнула я, чувствуя, как он прав, но еще не способная выразить это новое понимание словами.
– Вы находитесь на противоположных полюсах человеческой природы. Твоя мама привержена страданию, а ты – радости. Страдания кажутся маме уважительными, серьезными, возвышающими ее личность. Для мамы естественно сострадать человеку в беде, а для тебя – радоваться счастью другого. И надо отметить, что это очень редкое качество. Однако ты не могла проявить его с мамой, уважающей страдания. Более того, ее страдания вызывали в тебе ужас и заставляли бежать от нее, как бегут от зараженных.
– Ты прав, часто рядом с ней меня охватывал жуткий страх! Мне действительно казалось, что я могу заразиться от мамы ее несчастной жизнью! – потрясенно произнесла я.
– Это оправданный страх. Уныние заразительно, потому что имеет способность передаваться от человека к человеку с помощью мыслей и эмоций, а в тебе живет внутреннее знание о пагубном влиянии страданий на человеческий организм.
– Почему же оно не страшно тебе?
– Потому что я «Никто и Ничто». Я то, что за пределами страданий и радостей. То, из чего все они возникают и в чем растворяются, – произнес Раз.
Впервые за все годы он вдруг сказал мне о себе столь необычную вещь. И я поняла, что Раз открыл мне ее, потому что теперь я была готова услышать, как была готова услышать истину о маме.
– Она такая же израненная, какой была моя, – продолжал Раз. – Общаться с ней – словно держать в руках кровоточащего котенка. Любое неосторожное движение может вызвать боль, но когда ты его кормишь и осторожно совершаешь с ним простые приятные вещи, то словно омываешь его раны и накладываешь повязки с целительной мазью. Пойдем к ней. Сегодня ее День! – вдохновенно произнес Раз.
Мы направились в центр зала, и вскоре передо мной вновь предстала моя мама – гордая, неприступная, с царственной осанкой. Я смотрела на нее и осознавала, что в этот ее День рождения она родилась для меня. Родилась, благодаря Разу и Вене: ранимая, обидчивая недотрога, жаждущая заботы и внимания. И все ее жесткие слова – просто звучание «красивого голоса», как сказал Раз. Он пригласил маму на танго. И я видела вспышку радости в ее глазах, хотя остальное ее существо изображало высокомерное согласие королевы сделать одолжение слуге. И видела упоение в глазах Раза, готового преданно служить и потакать ей, зная, что это и есть целебное снадобье, которое необходимо накладывать на ее глубокие раны...
Весь следующий день мне вспоминался «Магазин трав». Я побывала в этом экзотическом месте лишь однажды, в первые недели после знакомства с Разом, но там со мной произошло столько невероятных событий, что «Магазин трав» оставил в памяти неизгладимый след. И теперь меня будоражила и волновала мысль о том, что завтра вечером я вновь войду в большой каменный дом с просторной верандой и увижу зал с деревянными столиками, расставленными по всему пространству, а на столиках – «мешки с зельем». Мне вспоминалось отчуждение, с которым я рассматривала смеси бурых, бежевых и желтоватых оттенков. Отчуждение, с которым я слушала людей, возбужденно рассказывающих друг другу об исцелении благодаря приему этих пожухлых трав. Вспоминала ужас от мысли, что и мне скоро предстоит выпить это «зелье».
Мое знакомство с Даниэлой тоже произошло в «Магазине трав». Молодая художница только что репатриировалась в Израиль и, не владея ивритом, подрабатывала там уборщицей. В памяти всплывал образ девушки в сиреневых лохмотьях, зеленом тюрбане, с метлой под мышкой. Ее ноги были босыми, не считая связки браслетов и талисманов на щиколотках. Она влетела в зал, заметила Раза и тут же бросилась к нему, а подбежав, остановилась, оперлась на метлу и захохотала низким зычным голосом, а он обнял ее в приветствии. Я вспоминала, как, обуреваемая ревностью, горько усмехнулась тогда и сказала себе в сердцах: «Это же настоящий ведьмовской угол!», неосознанно имея в виду и себя тоже, потому что в те времена каждая женщина, приближавшаяся к Разу, пробуждала во мне ведьму.
С тех пор прошло почти семь лет. Даниэла сменила свои живописные сиреневые лохмотья на солидные белые кардиганы, а метлу на изящное стилизованное перо, которым выписывала квитанции покупателям картин. Бабушкино наследство позволило не только купить квартиру, но и арендовать милую галерею возле многолюдного пляжа. Яркие экзотические полотна Даниэлы пользовались успехом у туристов. С момента нашего знакомства всё изменилось в ее жизни. Всё, кроме страсти к Разу. Она мечтала выйти замуж, но ни один мужчина не мог затмить в ее душе образ моего мужа. Я сочувствовала ей, ведь отлично знала на собственном опыте глубину ее страдания. И часто, глядя на Даниэлу, думала, как несказанно мне повезло в ту ночь в бедуинском шатре, когда Раз вдруг решил освободить меня от навязчивого желания выйти за него замуж и устроил настоящее бракосочетание! В тот момент я и представить себе не могла, что семья будет иметь для него такую значимость. Напротив, мне казалось, выйти замуж за Раза – все равно, что броситься с головой в омут, ведь его постоянно навещали поклонницы, а сам он твердо заявлял о своей свободе. Однако мое желание стать женой Раза было космического происхождения, поэтому на Земле не существовало ничего, что смогло бы остановить меня. И вот, вопреки всем логическим доводам, Раз оказался преданным заботливым мужем. Постепенно я поняла причину этого чуда – он относится с огромной ответственностью к каждой роли, которую предлагает ему жизнь, и новая роль не стала исключением.
Я всем сердцем сочувствовала Даниэле, понимая, что и сама никогда не смогла бы забыть Раза. Как-то незаметно она превратилась в друга нашей семьи, и я все больше и больше очаровывалась ее эксцентричностью, неуемным южноамериканским темпераментом и бесконечной добротой. Поэтому сообщение мамы о том, что Даниэла жаждет выйти замуж за моего мужа, не оказалось для меня ни неожиданным, ни болезненным. Страдание вызвала мысль, что мама вновь действовала за моей спиной. Однако революция в восприятии мамы взорвала во мне мощные стены обиды, недоверия и отчаяния и открыла истинную сущность маминых действий. Я осознала, что обижаться и гневаться на маму равносильно обиде и гневу на Слепую, которая бережно несла для меня букет моих любимых цветов и по дороге грохнула мою любимую вазу, оказавшуюся на ее пути.
Напоминаем, что первый том романа «Семь Кругов с воскурениями», который называется «Созвездие рыб в сливочном соусе», можно купить на сайте ЛитРес, набрав в Гугле фамилию и имя автора.
Новый Роман Жанны Корсунской
