Я наблюдала, как Зоар отцепил канат, заграждавший вход на мостик, и стал карабкаться по узким ступенькам. Ветер нещадно трепал его белую рубаху, шаги моего друга были неуверенными. Я думала, что Зоар сейчас грохнется в море, и возмущалась, что никто из работников корабля не останавливает его! Мысли о работниках корабля заставили меня оглянуться по сторонам, и в этот момент я наконец-то заметила Раза! То есть увидела матроса, который стоял возле мангала с котлетами и тоже смотрел на Зоара, однако ничего не предпринимал, чтобы воспрепятствовать опасному восхождению моего друга! «Какая беспечность! Какая халатность!» – услышала я свою орущую мысль. В этот момент Зоар дошел до края мостика, развернулся лицом к кораблю, и я подумала, что пока он еще не грохнулся в море, надо успеть его сфотографировать, ведь кадр воистину великолепный – Зоар завис между двумя стихиями, небом и морем, и парил там, как птица! Мне пришла мысль сказать Зоару, чтобы он отпустил тросы и взмахнул руками, тогда точно получится фото человека-птицы! И это пригодится нам для какой-нибудь рекламы. Конечно, с помощью компьютерной графики можно сконструировать похожее, но в живом реальном снимке всегда есть что-то по-настоящему нереальное! И если даже Зоар грохнется в море, не так уж страшно, ведь он умеет плавать. А фото того стоит! И я сразу заметила нашего фотографа в очереди за коктейлем. Несколькими секундами раньше из-за того же желания сфотографироваться Зоар вовлекся в кутерьму мыслей и, не осознавая того, отделился коконом от Океана Блаженства.
«Ах, вот как прыгают мысли от одного человека к другому!» – осенило меня. И я увидела, как мама – Свечение Любви, столкнувшись с моим коконом мыслей, сама начинает обрастать коконом. Теперь это было показано мне, словно в замедленной съемке: мысль за мыслью, мысль за мыслью, от головы вниз, вокруг всего тела, и снова вверх от самых ступней к голове. Сейчас это выглядело словно веретено с нитью мыслей, оплетающее человека! Я наблюдала, как мысли вытягивают друг друга, будто настоящие крючки. Появляется одно предложение, а к нему уже прицеплено другое – похожее, и еще одно, и еще! Мысли-слова оплели маму коконом, и она сказала:
– Ты очень понравилась красивому молодому мужчине. Он глаз с тебя не спускает, а ты ничего не замечаешь.
И я тут же поверила ей. Мама указала на матроса, который жарил котлеты на мангале в двух метрах от нас, позвала его. Раз подошел к нашему столику. Мама протянула ему руку, представилась, а потом гордо произнесла:
– Это моя дочь, – и представила меня.
Раз взглянул мне в глаза… В это мгновение кокон мыслей, опутавших меня, рассыпался, и я оказалась в Океане Любви. Мама перебросилась с Разом несколькими фразами, заказала ему два кофе. И вокруг меня закрутился кокон мыслей, которые трактовали все невыразимое, что я ощутила, утонув в глазах Раза, как романтически-сексуальную страсть и удивление, что мама познакомила меня с простым матросом! Впервые в жизни я смотрела на незнакомого мужчину, который вызывал во мне страсть, и при этом не испытывала ступора!
– Что значит «не испытывала ступора»? – спросила Хана, – И почему впервые в жизни?
– Потому что в такой момент у меня всегда начинается ступор в голове и во всем теле, я не могу произнести ни одного слова от смущения, от жуткого, патологического смущения.
– Это очень важный момент, с которым нужно разобраться, Вирсавия. То, что ты говоришь, противоречит твоей внешности. Ты же действительно красивая женщина и знаешь об этом.
– Да. Мне всю жизнь твердят, что я красавица, но внутри… – я почувствовала, что не могу ничего объяснить Хане, и неожиданно для себя закричала: – Ты совершенно права! У меня огромный панический комплекс неполноценности! И мне никогда не помогли ничьи слова о моей красоте!
– А сейчас на корабле? – спросила Хана. – Сейчас все иначе, верно?
– Да!
– Почему?
– Потому что мама еще до знакомства с Разом сказала мне, что я ему очень понравилась, что он глаз с меня не спускает!
– Значит, мамины слова убедили тебя.
– Да! Мгновенно.
И я вдруг поняла, что такая удивительная ситуация происходит со мной впервые в жизни! Мама знакомит меня с мужчиной, и я влюбляюсь с первого взгляда! Конечно, мама и прежде знакомила меня с мужчинами. Но то были мужчины, которые казались маме удачной партией для меня. Все они мгновенно вызывали во мне раздражение, презрение и скуку.
– Странно. Почему? – удивилась Хана.
– Действительно, почему? – поразилась и я, впервые осознанно увидев это обстоятельство.
– Посмотри внимательно, и ответ придет, – сказала Хана.
– Во-первых, все они были полной противоположностью Разу! – осенило меня. – Среди них не было такого красавца и уж тем более простого матроса! Мама знакомила меня с респектабельными, обстоятельными мужчинами, чтобы, как она выражалась, создать прочную семью. Однако мне всегда казалось, что она просто хочет продать меня подороже! Хочет, чтобы я отказалась от моей мечты выйти замуж по любви! С мамиными протеже я всегда чувствовала себя неотразимой красоткой! Я от всей души издевалась над ними! Издевалась, чтобы маме неповадно было в следующий раз устраивать смотрины!
– Видишь, как полезно внимательно вглядеться во что-то внутри себя.
– Да, – согласилась я.
– Теперь я тоже могу кое в чем признаться тебе, Вирсавия.
– Ты? Признаться мне?
– Да. В ночь нашего знакомства ты сообщила мне, что совершила подвиг, не позвонив Разу в два часа ночи.
– Да, точно, – улыбнулась я.
– Значит, в другие дни тебя не тянуло на подвиги, и ты звонила.
– Конечно.
– Я поняла это и подумала тогда: «Так поступать способна только женщина, абсолютно уверенная в своей красоте».
– Хана! Я поняла! Я поняла! Я же веду себя с Разом, как со всеми мамиными протеже.
– Именно так, Вирсавия! Твой ум естественным образом использует привычную модель поведения, конечная цель которой – выйти замуж за Раза.
Моему изумлению не было предела. Все верно, ведь мама всегда знакомила меня с мужчинами, которые желали создать со мной семью! Знакомила именно для этой серьезной цели. И каждый из них желал жениться на мне! Только я была причиной всех несостоявшихся свадеб.
– Это открытие поможет тебе еще яснее увидеть то, что происходит на корабле, – сказала Хана.
И корабль вновь появился. Я увидела себя на верхней палубе, опьяненную мыслями и грезами о Разе, и маму, одиноко сидящую за столиком на нижней палубе. И стало невыносимо стыдно наблюдать за собой счастливой, потому что я знала, что будет происходить дальше. Я забросила маму! Ночью умчалась с Разом к нему и появилась только утром на лекции. А с мамой встретилась лишь за обедом. После обеда она закатила мне скандал. Требовала прекратить связь с матросом, говорила, что не могла уснуть до самого утра, потому что очень переживала за меня.
– Этот скандал удивил меня до глубины души, ведь мама сама познакомила меня с Разом, следовательно, должна была радоваться успешному продолжению, – объяснила я Хане. – Ночью, прежде чем остаться ночевать у Раза, я позвонила маме и сообщила ей, что Раз интеллигентный обходительный человек, что у него очень красивый дом. Однако мама была в ярости, а я не понимала причины.
На следующий вечер в программе семинара значился концерт на берегу моря. Мама решительно заявила, что без меня на концерт не поедет, и если я снова останусь ночевать у Раза, она не вынесет еще одной бессонной ночи, не вынесет переживаний от страшных мыслей, что я нахожусь где-то ночью с незнакомым матросом! Я искренне недоумевала – какой же матрос незнакомый, неизвестный, подозрительный, как она теперь выражалась о Разе, если он работает на корабле, зафрахтованном нашим уважаемым учреждением?!
Нужно было что-то предпринять! Я попросила Раза позвать маму к нему в гости, чтобы мама убедилась, что нет причин волноваться за меня. Раз согласился, и перед концертом привез нас с мамой к нему домой. Но это лишь ухудшило положение. Первым делом маму вывел из себя рыжий кот, который открывал лапой кран и пил воду, наклонившись над кухонной раковиной. Она сказала, что вся еда, которую готовит Раз, заражена опасными микробами, потому что кот разбрасывает их из своего рта. Потом мама спросила меня, ела ли я здесь что-нибудь прошлой ночью и утром на завтрак. Я не могла выбрать подходящий ответ. Сказать, что ела, значило оказаться зараженной микробами и подставить под угрозу мамино здоровье тоже. Сказать, что не ела, означало, вызвать мамины страдания, что, находясь у Раза, я голодаю.
Я искренне верила, что, увидев дом Раза, мама убедится, что это безопасное место, и предстоящей ночью будет спать спокойно. Но кот сразу разрушил мои надежды. В этот момент мы сидели на веранде. И вместо ответа на мамин требовательный вопрос о еде я сказала:
– Посмотри, какие красивые плетеные кресла! Раз нашел их на помойке и сам отремонтировал!
– На помойке?! – опешила она и тут же встала с кресла.
Я стремилась показать хорошие качества Раза. Когда мы приехали в Израиль, мой папа тоже находил на помойках мебель, ремонтировал ее, и она становилась как новенькая. В те времена это очень восхищало маму. Я с первого взгляда влюбилась в романтический дом Раза, и была уверена, что, как только мама увидит его, то сразу скажет, что мой выбор прекрасен. Но все почему-то происходило ровно наоборот! В это время «ученый кот» вышел на террасу и стал тереться о мамины ноги. Мама застыла, как памятник, а мое сердце заледенело от страха перед ожиданием крупной разборки. Вслед за котом появился Раз с подносом. На подносе стояли три чашки с чаем и варенье из лепестков роз, которое моя вторая половина сварил сам. «Все варенье в микробах!» – с ужасом подумала я и хотела попросить Раза, чтобы он вместо чая угостил маму красным вином. Мама любит дорогие красные вина, и к тому же алкоголь все дезинфицирует. Однако я не решалась. Вслед за Разом на веранде появилась кошка. Это была кошка той женщины из Франции, с которой Раз прожил семь лет. Женщина вернулась в Париж, а кошка осталась и теперь привела маму в негодование, потому что прыгнула на стол с чашками чая и вареньем! Раз воспринял это как само собой разумеющееся и пригласил нас к столу, но мама поблагодарила его и сказала, что нам пора отправляться на концерт. И Раз послушно повез нас на берег моря. Когда мы прибыли, я вышла из машины, чтобы помочь маме найти лучшее место, но как только мы остались наедине, мама опять закатила мне скандал. Она вся кипела яростью. Это было очень-очень страшно!
– Как она кипела? – вдруг спросила Хана. – Что значит «кипела яростью»? Что это значит для тебя, Вирсавия?
– Нет! Не спрашивай меня об этом! Пожалуйста, Хана, прошу тебя! – взмолилась я. – Корабль исчезнет!
Но он уже исчез. Исчез еще в тот момент, когда Хана задала свой вопрос.
– Корабль вернется, – твердо произнесла она, – как только ты вернешься в состояние благодарности и радости. Душа показала тебе сейчас твою самую «правдивую» иллюзию – страх перед мамой. Войди в него. Наблюдай его. Что значит для тебя «мама кипела яростью»?
– Я с раннего детства очень боюсь маму, – наконец выдохнула я правду.
– Что конкретно тебя пугает в ней? – спросила Хана.
– Понятия не имею! Ты вот сейчас задала мне этот вопрос, и я думаю, почему всю жизнь так боюсь ее? Может быть, боюсь какого-то возмездия за непослушание…
– Возмездия?
– Да.
– От кого? От мамы? Но что она может тебе сделать?
Этот простой вопрос неожиданно пролил свет на мой страх.
– Она сама ничего не может мне сделать, но мама всегда говорила, что может призвать на свою защиту какие-то грозные силы и даже Бога.
– На свою защиту от кого? От тебя?
Ханин вопрос запутал меня. И я сообщила ей об этом.
– Ты боишься приблизиться к своему страху перед мамой. А издали ничего невозможно разглядеть. Иди в него, Вирсавия. Духовное путешествие требует истинной смелости. Иначе ничего не получится.
– Истинной смелости?
– Да, чтобы страх исчез, растворился навсегда, необходимо осознанно войти в него. А это требует настоящего мужества.
Я слушала Хану, понимала, что она говорит глубокие вещи, возможно, самые мудрые на свете, но ничего не могла с собой сделать. И вдруг Хана убежденно произнесла то, что мгновенно наполнило меня решительностью!
– Войди в свой страх перед мамой, а потом, когда все испытаешь, напишешь об этом великую книгу и получишь Нобелевскую премию!
– Куда конкретно входить? – тут же спросила я.
– В то место на берегу моря, где мама устроила тебе скандал и кипит яростью. В чем конкретно выражается ее ярость?
– Она показывает указательным пальцем в небо и говорит, что Бог все видит и накажет меня за ее страдания. И еще она говорит, что Бог всегда наказывает тех, кто ее обижает. И еще она говорит, что если я брошу ее сейчас здесь на концерте одну и умчусь со своим матросом, то Бог накажет меня, потому что все видит. Знаешь, мама иногда рассказывала мне такие случаи, что, например, какая-то женщина обидела ее, а потом упала и сломала руку, потому что Бог наказал ее за то, что она обидела маму.
Странно… Почему-то, когда я произносила все это вслух, это теряло свою угрозу, вообще звучало каким-то детским лепетом. Мне стало неловко перед Ханой.
– Конечно, это детский лепет, – серьезно ответила она, – самый важный на свете детский лепет, потому что лопочет маленькая девочка в твоем подсознании, которая до смерти боится маму и ловко управляет тобой оттуда – изнутри. Раньше ты не осознавала ее управления и продолжала бояться.
– Значит… это все иллюзия, и Бог не накажет меня? – спросила я Хану.
– Никто не может наказать тебя, Вирсавия. Только ты сама можешь наказывать себя точно так же, как поощрять, награждать и радовать.
– Как же я наказываю себя?
– Своим страхом.
– Тогда это замкнутый круг…
– Точно. Круг действительно замкнутый. Замкнутый на тебе самой. Только Осознание способно разорвать Замкнутый Круг. Так что давай, продолжай Осознавать.
– Как?
– Смотри на маму, когда она кипит гневом.
– Смотрю.
– Что она делает?
– Поднимает указательный палец в небо. Это очень страшно.
– Что страшного в пальце? Это же маленькая женщина, ниже тебя на целую голову. А пальчик у нее вообще мизерный.
– С красным маникюром.
– Какой ужас! – смеется Хана. – Что страшного в указательном пальце твоей мамы?
– Он угрожает мне.
– Палец?
– Да.
– Палец не может угрожать. Палец твоей мамы и любого другого человека – это мизерная часть тела – три тонкие фаланги, обтянутые сухожилиями, мышцами и плотью. Палец не содержит в себе никакой угрозы. Осознай это, Вирсавия.
Я попыталась осознать и вдруг поняла, что даже когда совершенно чужой человек, например, преподаватель, объясняет что-то за кафедрой и в точности, как мама, поднимает указательный палец, мне сразу становится не по себе.
– Браво, Вирсавия, – обрадовалась Хана, – вот ты и Увидела наяву работу мозга-компьютера. Он связывает одну угрожающую картину с другой, похожей, чтобы предупредить тебя об опасности в соответствии с заложенной в нем программой на выживание. Но другой человек, в данном случае просто преподаватель, не несет в себе никакой опасности, а тебе все равно становится не по себе. Ты Видишь это?
– Да.
– Кому же стало в этот момент не по себе?
– Девочке, которая боится маму.
– Именно. А теперь послушай спокойно мамины слова о том, за что Бог собирается тебя наказать.
– За то, что я оставлю ее одну на концерте.
– На концерте присутствуют еще сто участников семинара, она, даже если очень захочет, не сможет остаться там одна.
– Хана, не надо меня убеждать. Я знаю, что Бог меня не накажет, потому что я испугалась и осталась с мамой на концерте. А когда корпоративный автобус в двенадцать ночи вернул нас в гостиницу, я позвонила Разу, и он приехал за мной.
– И мама больше не грозила пальцем? – спросила Хана и вновь попросила вернуться в тот эпизод.
Возвращаться в тот момент, когда я сказала маме «Спокойной ночи» и повернулась, чтобы пойти к машине Раза, было гораздо страшнее, чем видеть скандал на берегу моря. Но желание получить Нобелевскую премию опять победило, и я вернулась.
– Она грозила пальцем в небо и сказала, что если я сейчас брошу ее, то Бог меня накажет!
– Ты осталась с ней?
– Нет.
– А что ты чувствовала в тот момент, когда шла к машине, в которой тебя ждал Раз?
– Я была так счастлива, что он приехал! Моя вторая половина! Мой любимый! Я думала, что ради любви я готова принять любые наказания.
– Посмотри в этот страх, Вирсавия. Что он из себя представляет?
Я смотрела… смотрела… и ничего не видела. Совсем ничего… Пустота – вот что там оказалось. Однако пустота виделась недолго. Вскоре она начала наполняться состраданием к маме. И опять возник корабль. Мама по-прежнему сидела за столиком на нижней палубе очень грустная, иногда старательно улыбалась, если с ней здоровался кто-то из моих коллег, проходящих мимо. Я видела ее мысли. Мама ощущала утрату. Это началось с мысли о Разе. Мама поняла, что не поделилась им со мной, а отдала насовсем. Мысль об утрате Раза зацепила и вытянула мысль об утрате скончавшегося мужа, с которым она прожила сорок лет, об утрате сына, которого обожала бесконечно (мой единственный брат умер в двадцать три года от врожденного порока сердца). Мысль об утрате сына зацепила мысль об утрате дочери, которая хоть и взяла с собой на престижный корпоративный семинар в Эйлате, но теперь болталась где-то по палубам, высматривая матроса с котлетами. Мысль об утрате дочери зацепила мысль об утрате Родины. Мама думала, что если бы этот семинар проходил в России, то ей не было бы так грустно, потому что все бы говорили по-русски, пили вино, рассказывали смешные анекдоты, устроили танцы на палубе. Мужчины приглашали бы женщин на танго и вальсы, и ее обязательно пригласил бы какой-нибудь интересный мужчина, или она сама пригласила Раза и потанцевала с ним. Я ощутила невыносимую тоску, охватившую маму. Здесь всё, абсолютно всё, было чуждо ей! И гортанные песни на иврите, буйно звучащие из мощных колонок, и язык, и люди.
Я заплакала. Корабль исчез. Мое сердце разрывалось от безысходности. Я плакала от отчаяния, от стыда за свою черствость, от невозможности что-то исправить и от тотального непонимания, чем же я могу помочь маме в ее беспросветной ситуации!
Напоминаем, что первый том романа «Семь Кругов с воскурениями», который называется «Созвездие рыб в сливочном соусе», можно купить на сайте ЛитРес, набрав в Гугле фамилию и имя автора.
Новый Роман Жанны Корсунской
