В собственную спальню меня вернули настойчивые сигналы в сотовом. Я взяла телефон.
– Мама звонит… – прошептала Хане, не представляя, как буду разговаривать с ней после всего осознанного мной в путешествии с душой.
– Не переживай, – отозвалась Хана, – я дам тебе практические инструкции, и ты пообщаешься с мамой с пользой для вас обеих.
– Ух ты! – вдохновилась я. – Спасибо!
– Итак, первое: когда будешь лгать маме, осознавай это.
«Странно, – удивилась я, – откуда Хана знает, что я частенько вру маме?»
– Я знаю из своего прошлого личного опыта, – сказала Хана, словно прочла мои мысли. – Каждая неосознанная дочь лжет своей матери, и только осознание освобождает великовозрастное чадо от этих детских костылей, поэтому будь предельно внимательной к тому, что ты говоришь маме, и Осознавай, когда лжешь ей. Будь внимательной к себе. К себе, а не к маме.
– Прежде меня всегда учили быть внимательной к маме!
– И далеко ли ты продвинулась с этим учением за полвека общения с ней?
– Никуда не продвинулась, – вздохнула я и уточнила: – Значит, ты предлагаешь больше никогда не врать маме?
– «Больше никогда» не получится, – заверила Хана.
– Почему?
– Потому что «больше никогда» – требование ума. Ум нуждается в обещаниях длиной в вечность.
– Зачем ему это?
– Чтобы выключить раздражитель. Ум не может стоять на месте, ему нужно обдумывать следующие вещи. «Больше никогда» идеальный выключатель раздражения – пообещал и можно двигаться дальше. Так что продолжай лгать на здоровье! – рассмеялась Хана. – Но теперь лги осознанно.
– Что значит осознанно?
– Наблюдай и отмечай себе: вот тут я была нечестной. Наблюдай индифферентно – без укоров совести и самобичевания, словно смотришь на морскую гладь и замечаешь волну. Ты же не будешь обвинять волну в том, что она разрушила спокойные воды? – задала Хана риторический вопрос.
Однако риторическим вопрос был только для нее, потому что я тут же вспомнила, как неистово злилась на волну, которая возникла ни с того ни сего из той самой морской глади, о которой говорила Хана, беспардонно сорвала с моей головы мою шикарную шляпу и нагло унесла в открытое море.
Мое признание привело Хану в эйфорию.
– Вирсавия! Ты просто ходячий учебник психологии! – запричитала она. – Если бы я была ученым, то написала бы трактат под названием: «Женщина, которая злилась на волны!»
Потом она перестала причитать и серьезно повторила:
– Будь предельно внимательной к себе, а не к маме. Будь бдительной. Не осуждающей, не обвиняющей, не порицающей, не поощряющей. Просто внимательной. Как ученый, который изучает молекулы. Он внимательно смотрит в микроскоп, наблюдает их деятельность, но уж точно не оценивает поведение молекул в соответствии с моральным кодексом. Поняла?
– Да, – ответила я, мгновенно увидев обратное.
В воображении возникли смущенные молекулы, которых ученый обличает за развратное поведение.
– А что делать, когда я соврала маме? – спросила я, распрощавшись с аморальными молекулами.
– Девяносто девять процентов взрослых дочерей не планируют солгать своим матерям. Они делают это неосознанно, движимые различными подсознательными причинами. Твоя задача – просто Видеть ложь. Осознавать: вот тут я солгала.
– И все?
– Да. На этом с инструкцией «Не лгать маме» – закончено. Теперь следующий пункт: попробуй выполнять то, о чем мама просит тебя. Попробуй как можно чаще говорить ей «да». Здесь тоже нужна внимательность к себе.
– Просит мама, а внимательность не к ней, а к себе? – опять удивилась я.
– Да, чтобы убедиться, что в большинстве случаев ты отвечаешь ей «нет» автоматически, движимая какими-нибудь глупыми предрассудками или детским упрямством. Все это невероятно увлекательно, Вирсавия!
– Спасибо, Хана! Никаких слов не хватит, чтобы передать, как я тебе благодарна!
– Я знаю без слов, потому что испытываю ту же самую огромную благодарность тебе. Встретимся завтра в Школе волшебниц.
Хана отключила телефон, и тут же раздался голос мамы:
– Привет, ты в институте?
Лживый ответ «да» автоматически сорвался с моих губ. Но я успела Увидеть его и добавила:
– Да… я учусь.
Это было правдой! Ведь я училась с Ханой! Странно… она не давала мне инструкцию «не лгать маме», но теперь я увидела, что само обнаружение лжи почему-то требует сказать правду.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я маму, потому что два дня назад она простудилась.
– Температура снова поднялась. Сейчас уже тридцать девять. Кашель сильный, хотела к врачу пойти, надо проверить легкие, но сил совсем нет.
– Мама, я учусь дома.
– Ты дома?! – обрадовалась она.
– Да. Давай вместе к врачу поедем, – предложила я.
– Было бы хорошо, – сказала мама, – сегодня есть дежурный врач. Он принимает до девяти вечера. Приходи на остановку автобуса, и я приду.
Я хотела возразить, что с температурой тридцать девять нужно поехать на такси. Но сразу вспомнила инструкцию номер два: постараться выполнять то, о чем просит мама, то есть говорить ей «да», и не стала спорить.
Вскоре мы встретились на автобусной остановке. После всего, что со мной произошло в путешествии с душой, это показалось невероятным... Я внимательно смотрела на маму. И не узнавала ее… словно видела впервые. Передо мной сидела маленькая обессиленная женщина. Она была ухоженной, красиво одетой, но все это не скрывало ее внутренней слабости.
– Почему ты не пошла в институт? – строго спросила мама.
– Устала, – ответила я, осознавая, что хоть и не солгала, но все же не решилась сказать всю правду.
Однако мама тут же озвучила ее вместо меня:
– Ты мне соврала, что уезжала в выходные на Голаны с немецкой делегацией. Тебя моя подруга в Эйлате видела.
«Новую маму» мгновенно сменила прежняя – мощная и страшная. «Как всегда на пушку берет!» – тут же заверила меня девочка-подросток из подсознания. Мама часто так поступала со мной в детстве, чтобы допытаться до чего-нибудь. «Никакая подруга не видела тебя в Эйлате! Врет она все!» – продолжала девочка-подросток. Но в этот момент со мной что-то произошло. Я вдруг увидела себя и маму со стороны, как в недавнем путешествии с душой на корабле. И зрелая женщина, наблюдавшая эту картину, произнесла твердо и спокойно:
– Да. Я была в Эйлате.
– У своего матроса? – спросила мама.
– Да.
– Поматросит и бросит, – усмехнулась мама. – Подняла указательный палец, погрозила им и резко добавила: – А институт потеряешь!
Мысль, что мамино предсказание сбудется и Раз действительно бросит меня, захватила в омут невыносимого страха и отчаяния. Я чуть не закричала маме: «Я выйду за него замуж, и ты ничего не сможешь сделать!» Но что-то опять произошло во мне. Я чувствовала злость и ненависть к маме и одновременно Наблюдала эти чувства! Наблюдение создало некоторую отделенность от субъективных ощущений, и я обнаружила, что мама произнесла вслух вещи, которые действительно мучают меня. Слова мамы «поматросит и бросит» мгновенно оживили в памяти диалог с Разом, когда он впервые привез меня в свой дом, и мы сидели ночью на веранде.
– Ты был женат когда-нибудь? – спросила я его.
– Нет, – ответил Раз, – у меня была любимая женщина. Мы прожили вместе семь лет, но два года назад она вернулась домой во Францию.
Я панически боялась, что если эта женщина вдруг вернется к нему, то для меня все закончится. По поводу института я тоже сильно нервничала. Сегодня я исчерпала весь ресурс разрешенных пропусков. Предыдущие лекции я не посетила из-за того, что гостила у Раза. Я Увидела, что мама озвучила мои страхи, и вспомнились недавние слова Ханы: «На самом деле роль мамы самая нелегкая, потому что она выполняет неблагодарную работу – открывает раны своего ребенка. Осознавая это, ты можешь исцелять себя».
Все произошло мгновенно, и передо мной опять предстала «новая мама» – маленькая и слабая.
– Давай возьмем такси, – предложила я.
– Ехать-то всего три остановки, – ответила она, – зачем деньги тратить.
– Но ведь от остановки еще полкилометра в гору идти! – попыталась я убедить ее.
– Дойдем потихоньку, – ответила она.
И вновь вспомнилось предложение Ханы говорить маме «да», и я не стала спорить. Вскоре пришел автобус. Мамины любимые места в начале салона были свободны.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, когда мы сели и автобус тронулся.
– Держусь, – ответила мама, – надо держаться.
– Почему всегда надо держаться? – спросила я.
– Чтобы никто не увидел твою слабость.
– Почему никто не должен видеть твою слабость?
Мама удивленно взглянула на меня так, словно мой вопрос был риторическим. И я вдруг поняла, что до этого мгновения высказывание «никто не должен видеть твою слабость» оставалось для меня аксиомой. И только сейчас впервые возникли сомнения в ее истинности. И я спросила себя так, как учил нас Элиягу в «Школе Волшебниц»: «Если кто-то увидит мою слабость, что тогда будет?» Память обнажила привычные с детства концепции: «Ударь первым! А то подумают, что боишься!», «Лучшая защита – нападение», «Бей своих, чтоб чужие боялись» И в каждой концепции обнажался страх произносящего эти вещи. Подавленный, спрятанный страх. Теперь я видела его! А быть такой, какой действительно ощущаешь себя в данный момент, требовало… настоящей смелости! Я размышляла, по привычке глядя в окно, и вдруг увидела, что автобус поднимается в гору и петляет по каким-то незнакомым улицам. Я встала и спросила у шофера причину.
– Маршрут изменился, – ответил он, – конечная остановка та же, но теперь я не следую напрямую до поликлиники, а объезжаю религиозные кварталы.
Я вернулась к маме. Она слышала слова шофера и сидела расстроенная, пристально глядя в окно на цепочки светящихся окон в «спальных» районах, которые мы проезжали, и вдруг убежденно сказала:
– Это меня бог наказал.
– За что? – опешила я. – За что он тебя наказал?
– За то, что я тебя не послушалась! Не согласилась взять такси.
Было невероятно Услышать вдруг самую страшную мамину фразу по отношению к ней самой! Меня Осенило – наверняка мама и раньше говорила о божьем наказании не только по отношению к другим, но и к себе тоже, однако от страха я даже не замечала этого! Одно «осенение» тут же породило другое, и я воскликнула:
– Он что, садист, – этот твой бог?!
– Почему? – вздрогнула мама.
– Неужели нормальный, вменяемый, психически здоровый бог будет наказывать женщину с температурой тридцать девять, женщину, потерявшую сына и мужа, тем, что заставит ее ехать в автобусе не три остановки, а десять?!
Мама ненадолго задумалась, потом спросила:
– А что же это, по-твоему, если не наказание?
– Может быть, это подарок? Ты плохо себя чувствуешь. Лежала бы сейчас одна дома, грустила. А завтра мне на работу, и тебе бы пришлось одной к врачу идти. И тут вдруг раз – и мы вместе. Сидим вдвоем в автобусе, разговариваем!
Мама улыбнулась, и мне захотелось развеселить ее по-настоящему. И сразу вспомнилась наша уборщица Зося, как она сегодня влетела в мой кабинет, заперла дверь и достала из брюк длиннющий хвост. Хвост представлял собой метровую веревку, на которой были навешаны разноцветные бумажки с надписями.
– Мне нужно психологическое упражнение выполнить со всей ответственностью! Только у тебя в кабинете я могу расслабиться! – сказала Зося и начала старательно вилять хвостом.
При этом Зосина «рембрандтовская» попа, обтянутая белыми брюками, выделывала такие кренделя, какие ни на одной фабрике не выпекают. Однако представление быстро закончилось, потому что хвост зацепился за мой каблук. Я схватила кончик хвоста и прочла вслух надпись на последней бумажке:
– «Жирная корова».
За ней следовала бумажка с надписью «свинья неблагодарная», потом красовалась: «глупая курица», затем – «жаба жадная», «слониха неуклюжая», «трусливая зайчиха», «тупая коза», «ворона рассеянная», «сонный тетерев», «ленивая бегемотиха», «обезьяна кривлючая», «глумливая лань». На глумливой лани мое путешествие по зоопарку на Зосином хвосте заклинило. В изнеможении от хохота я прошептала:
– Почему лань глумливая?
– А какая она? – спросила Зося.
– Пугливая.
– А, точно! Валерочка перепутал. Эту записку он писал! Помогал мне хвост из моих недостатков делать. Я бы без Валерочки столько и не вспомнила!
– Хвост из недостатков?
– Новый способ для похудения. Пишешь все свои недостатки, нанизываешь на хвост и носишь их двадцать четыре часа.
– Зачем? – поразилась я.
– Чтобы осознать, как они тебя отягощают, а ты из-за этого ешь разное дерьмо – торты, пирожные, конфеты. А через сутки весь хвост с недостатками выкидываешь в мусорку! И навсегда забываешь о них!
– И сколько тут недостатков? – спросила я Зосю, собрав в ладонях весь ее уникальный хвост.
– Сто девять. Не дошла до круглого числа, – завершила она с сожалением.
– Понятно, – ответила я, – на «жирной корове» все недостатки закончились. Хотя знаешь, это так символично, ведь именно с ней ты борешься! И весь хвост из-за «жирной коровы» появился!
– Ты гений, Вирсавия! – искренне восхитилась Зося. – Настоящий PR-менеджер с зарплатой и кабинетом! Мне бы даже в голову не пришло, что «жирная корова» – это то самое животное, из-за которого я ношу весь хвост.
Я рассказала маме о Зосином хвосте, но она почему-то не засмеялась, напротив, стала очень серьезной и произнесла с сочувствием:
– Надо же! Сто девять недостатков у себя нашла. Бедная женщина. И глупая вдобавок – просить мужа недостатки выискивать!
– Муж у нее чудесный. Они вообще самая веселая пара, которую я в жизни встретила. Да ведь каждый человек много недостатков в себе видит. Их даже искать не надо.
– Ошибаешься, далеко не каждый! – ответила мама. – Я, например, не вижу в себе никаких недостатков.
– Ни одного?! – поразилась я.
– Вот сижу и думаю над этим и не нахожу у себя ни одного недостатка. А ты вместо того, чтобы мне голову морочить, лучше скажи, домашнюю работу про буфер написала?
– Не буфер, а Бубер, – поправила я.
– Бубер, флюгер, какая разница, – ответила мама, – тебе ее нужно было сегодня сдать, ты сама мне на прошлой неделе жаловалась, что нет времени написать!
– Мама, но разве это не является твоим недостатком, что ты часто не можешь правильно произнести иностранные слова?
– Недостатком?! Да я вообще до семи лет нормально говорить не могла. Все слова коверкала. Когда отец с войны вернулся, он меня первую на улице увидел! Схватил в охапку и зашептал: «Я твой папа!» А я вырвалась, в дом забежала и кричу: «Мама! Папа пришел без вестей!» Она обомлела! «Как это без вестей?!» Испугалась, подумала: «Без вести пропал!» А он не без вестей пришел, а без вещей. Потому что на войне с другой схлестнулся, а нас всех бросил. Военные домой с вещами возвращались. А он – без вещей! Налегке, просто навестить пришел жену и четверых детей! Бабник. Я вообще не понимаю, как выжила на одной картофельной шелухе в нашей промерзшей избушке! Меня учительница начальных классов говорить научила, когда я в первый класс пошла. Такая добрая женщина была. Одинокая. Брала к себе домой на выходные. Кормила и говорить учила. Так что моя речь – это мое главное достоинство.
Эту историю я слышала от мамы много раз, но сейчас она воспринималась иначе. И сразу возникли вопросы: почему этого не происходило раньше, почему слова, которые я слышала с самого детства, вдруг наполнились смыслом? Я всегда ненавидела, когда мама рассказывала о своем детстве. Меня мучило чувство вины, что мое детство оказалось лучше маминого. Чувство вины и отчаяния от невозможности изменить грустную историю маленькой девочки, которая голодала и мерзла, брошенная отцом. Мне всегда хотелось заткнуть уши или убежать, или попросить маму, чтобы она больше никогда не рассказывала мне о себе маленькой, но ничто из этого было невозможно, и потому интуитивно возник способ слушать маму и не слышать ее. Не слышать, как не слышат звон трамвая люди, живущие возле трамвайной линии. Элиягу объяснял нам об этом крайне важном для выживания свойстве мозга – фильтровать то, что воспринимается извне. Значит, мой детский мозг постоянно фильтровал мамину историю… Теперь по каким-то неизвестным причинам фильтр был снят, и мне открылась удивительная вещь – мамино голодное детство, полное внешних недостатков, давало ей ощущение отсутствия недостатков внутренних – в себе самой. Более того, я вдруг осознала – мама воспринимает себя, как настоящее Чудо, которое выжило и расцвело вопреки всему. И еще меня изумил удивительный факт: Зося и мама примерно одной комплекции, но мама наслаждается собой в той самой прекрасной степени, которую Зося пытается достичь упражнением с хвостом из недостатков.
Потрясенная, я невольно перевела взгляд в небо, словно ожидая увидеть там мою душу. У меня появилось ощущение, что путешествие с ней продолжается! И увидела в окне знаменитый Иерусалимский Струнный мост.
– Конечная! Приехали! – подхватила маму под руку, и мы вышли из автобуса.
Он почему-то остановился не там, где мы ожидали, а довольно близко от поликлиники. С противоположной стороны шоссе светились огни французского ресторана «Николя».
– Пойдем-ка лучше в «Николя», – вдруг сказала мама, – я весь день ничего не ела. Аппетита не было, а сейчас так есть захотелось!
– Значит, выздоравливаешь! – обрадовалась я. – А как температура?
– Спала. Видно, таблетка подействовала. Пойдем!
Я снова вспомнила Ханину инструкцию номер два: говорить маме «да». И на этот раз даже удивилась: зачем я прежде с ней спорила? А ведь не будь инструкции, я бы обязательно начала убеждать маму пойти к врачу, хотя в ресторане действительно гораздо приятнее! Мы перешли дорогу и направились в ресторан.
Напоминаем, что первый том романа «Семь Кругов с воскурениями», который называется «Созвездие рыб в сливочном соусе», можно купить на сайте ЛитРес, набрав в Гугле фамилию и имя автора.
Новый Роман Жанны Корсунской
