КОНТУР

– Не кажется ли тебе, что наш Израиль чем-то напоминает шумный еврейский двор? – спросила меня Иосефа, редактор русского радио РЭКА, – постоянно вспыхивают ссоры, перебранки, бывает, хватают друг друга за грудки. Но что да, в душе все понимают, что мы окружены врагами, и просто обречены мириться друг с другом. Другого, как говорится, нам не дано.
Во время моего давнишнего пребывания в Израиле страна в очередной раз погрязла в распрях. В центре оказалась острейшая проблема – служить или не служить в армии учащимся и выпускникам иешив и религиозных колледжей. Вопрос этот обсуждался в Кнессете, споры вылились на страницы газет, заполнили радиоэфир, велись в квартирах, ресторанах, на улицах. Если же вспомнить, чем закончились в Израиле только что прошедшие парламентские выборы, то следует признать, что сегодня проблема эта обрела чуть ли не судьбоносное для страны значение. А тогда...

На черном фоне ТИТР: «Конец мая, 2010.»
НАТУРА. ДВОР ФЕРМЫ. ДЕНЬ.
Камера на куст цветущей сирени. Затем зрители видят качели. Простые качели, веревочные, подвешенные на ветвях огромного клена.
Камера двигается дальше вдоль маленьких елочек, с метр высотой, их несколько. Потом на кустик калины, еще невзрослой рябины, потом на мраморный круглый стол, на котором букет сирени, чайник цвета юной зелени, заварной чайник, на котором запечатлен букетик ландышей, и чашка с блюдцем такого же рисунка.
Камера на пожилую женщину, лет 70, сидящую под зонтиком, на котором иллюстрированы газетные выдержки, портреты астронавтов, улыбчивое лицо Юрия Гагарина, портрет Чайковского, обрывки реклам Carnegie Hall черно-белые.

Я жил вместе с Сергеем и Хайнцом в одной комнате студенческого общежития Ленинградского государственного университета. Мы все были аспирантами-математиками, и это уже создавало непринужденность и легкость в наших отношениях. Никто из нас не страдал от насыщенных терминами и теоремами разговоров.
С Сергеем мы дружили еще с университетских лет. Хайнцу, щупленькому немцу из ГДР с басистым голосом, по его собственному мнению, не хватало практичности. Он не мог простить себе то, что, несмотря на предлагаемую возможность, не согласился представить свою студенческую дипломную работу как диссертацию для получения степени кандидата наук.
Мы жили в согласии. Правда, мы с Сергеем разыгрывали нашего немецкого «друга». Мы начали с того, что как только по радио играли гимн СССР в конце радиопередач, мы бросали все, вставали и в положении «смирно» дослушивали гимн. Бедный Хайнц подпрыгивал, как ошпаренный, и стоял смирно до окончания гимна. Бывало, что мы будили бедного Хайнца по поводу такого «торжественного» момента. Вскоре мы поняли, что мы сами становимся жертвами нашей глупости, и стали вовремя выключать радио.

Кончилось лето. Оживилась работа Клуба интересных встреч в библиотеке Санни Айлс у Фаины Ахенблит. Начиная с 21 сентября, каждую третью субботу уютный зал обещает нам новые интересные встречи, новые радости. В прошедшую субботу мы встретились с гостьей из Палм Бича Светланой Русской.

Стройная, энергичная женщина, создающая замечательные лирические песни, которые хочется слушать и слушать. Память переносит нас в прошлое, в молодость. В то замечательное время страстей и увлечений. Мечтаний. Встреч и разлук. Время, когда чувствуешь пульс жизни, когда все тебе по плечу и душа распахнута навстречу всему новому и интересному.
Слушая Свету, невольно сравниваешь свои ощущения с творчеством Булата Окуджавы. Такой же мягкий лиризм и легкая грустинка. Она член московского Авторского общества.

Леонард Фонарев – человек удивительный. Он постоянно что-то изобретает, затевает, придумывает. Сколько живу во Флориде – а мы здесь уже более 20 лет – столько помню его школу вождения, журнал, еще что-то в то время важное и новое, что сейчас забылось…

Некоторое время назад Фонарев выпустил небольшое развлекательное издание, которое предлагало всем включиться в игру и …начать выигрывать. Ну да. «Что наша жизнь? – Игра!»
А веселая, красочная книжица с его стихами вышла совсем недавно, и, поздравляя Леонарда с этим замечательным событием в его жизни, мы попросили автора сказать нашим читателям несколько слов о себе:

У отца моего характер был тяжелый. В дела мои школьные он не лез, да и не разбирался в них, - всё это была мамина зона. Но, если до него доходила жалоба на меня, то – держись. В том числе и по уху…

Властный характер отца проявлялся во всем. Время послевоенное было. Так и запомнился мне: власть – это он. С мамой одно, по-домашнему обо всем, а с властью… лучше обойти, лучше не трогать.

Потом, много лет спустя, когда я женатым уже был, отец что-то по привычке поправил, что-то попытался приказать мне.
- Папа, - тихо сказал я, - это моя семья. Я сам. В моей семье я главный.

В глубине большого читального зала института сидел худощавый парень с копной темных волнистых волос, свисающих на лоб. Перед ним лежали книги и конспекты. Он готовился к очередному экзамену. Кто-то сел за соседний стол и включил настольную лампу. Парень невольно обернулся и увидел девушку. Ее светлые волосы были заплетены в толстую косу. Она взглянула в его сторону, и одарила юношу приятной улыбкой.

Желание готовиться к экзамену испарилось. Гриша не был ловеласом, но милая улыбка незнакомки оказалась очень притягательной. Он тихо спросил, что она читает. Девушка ответила. У них завязалась беседа. Вскоре несколько читателей, сидевших неподалеку, потребовали, чтобы они прекратили шептаться и мешать другим. Парень предложил уйти вместе. Девушка согласилась, но попросила несколько минут, чтобы прочесть статью. Они замолчали, и каждый продолжал изучать свои материалы.

Она изменяла ему постоянно, и его присутствие ничуть не смущало ее, а может быть, даже подбадривало. Мнение окружающих она игнорировала.
Как нормальный мужик мог согласиться на такие отношения, никто не понимал. Но он не только согласился, но, похоже, сломал в себе что-то важное, чтобы не потерять любимую женщину и научиться принимать уродство предложенных ею отношений.

Юрий Кузьмич возвращался домой с радостной вестью: удалось подписать выгодный контракт на строительство пяти яхт. Он был совладельцем крупной компании, дела в которой шли успешно, немало состоятельных людей обращалось в компанию: иметь свою дорогую, красивую, быстроходную яхту было престижно и моднo.

Вера Сергеевна ждала мужа к ужину, но он, как всегда, задерживался, обычно, если надолго, звонил. В семь вечера Юрий Кузьмич радостным голосом сообщил ей, что выезжает, но стрелки часов показывали уже девять вечера, а его все не было. Она пыталась дозвониться, но трубку он не брал. Телефон водителя тоже молчал. В десять вечeра раздался телефонный звонoк.

Только-только начало рассветать, но Ольга уже проснулась, инстинктивно почувствовав, что мужа рядом нет. Ей повезло, что ее Михаил не храпел, поэтому они, словно молодожены, спали вместе на одной широкой кровати. Так повелось с первой брачной ночи. Ольге всегда нравилось присутствие рядом сильного мужниного тела.

Когда же Миша устроился на угольный разрез, где работа шла вахтовым методом, пришлось Ольге и скучать порой в одиночестве. Чем ближе был день приезда мужа, тем сильнее она ждала его.
«Где же он?» – сама себя спросила Ольга, и тут же вспомнила. Он, должно быть, поехал мережи проверять. Вчера вечером поставил их на Константиновском озере. Оно хоть и дальше от их Васильковки, чем Окуньковое, да местечко у него там было прикормленное. А сегодня выехал до рассвета собрать забившихся в ловушки рыбешек, потому что на берегу обычно не ночевал, домой возвращался.

Известный советский и российский артист эстрады Ефим Шифрин уже почти 30 лет смешит публику, заставляя со стороны посмотреть на свои недостатки. Он прославился не только как мастер разговорного жанра, но и своими ролями в театре, как киноактер, как автор книг. Его голосом говорят Мышиный Король из «Щелкунчика», Коллега из серии мультфильмов про Братьев Пилотов.


1. Имя, которое получил артист при рождении 25 марта 1956 года – Нахим - было непривычно русскому слуху, в школе мальчика всегда называли Фимой, поэтому со временем Шифрин поменял его на Ефим.

Истина часто бывает невероятной.
З. Фрейд

Сегодня я пришла в театр задолго до спектакля – день для меня особый. Зашла в свою гримерку и первое, что увидела, – на полу шикарная корзина цветов. Знать, захотело руководство порадовать меня перед спектаклем, поставленном специально к моему такому-то юбилею. Молодцы!


Уселась перед зеркалом. Черт! Откуда новая морщинка под левым глазом? Уберем. Моя гримерша придет позже, дома у нее что-то случилось. Не страшно. Всегда любила делать все сама. Снова взглянула на себя. Господи! Даже наедине с собой не решаюсь назвать эти две астрономические в моем представлении юбилейные цифры. И подкрались-то коварно, незаметно. А чего, собственно, страшиться? Помните?

Нина Ивановна спустя много-много лет все-таки вернулась однажды в Ильинку. В храме она остановилась перед кануном, сжимая в руке пучок простеньких свечечек; зажигая и расставляя их, шептала имена, на мгновение воскрешая в памяти полузабытые лица давно ушедших.

Вошла сегодня в храм Нина Ивановна без опаски, не остерегаясь осуждающего чужого глаза, не как в далекой юности...

Тогда все ее еще звали просто Нинкой-Ниночкой. Она собиралась идти учиться в десятый класс, когда ее отца, подполковника, заместителя командира танковой части, из города в Подмосковье перевели в глухую северную глубинку. Нинка с мамой особо не отчаивались, собрались быстро: что поделать, судьба военная такая. Да и отца с войны четыре года ждали, вернулся совсем недавно.
Нинка теперь после уроков в новой школе (бывшем купеческом особняке в центре городка) домой не мчалась, как угорелая, – не мелочь пузатая уже, а вышагивала, не торопясь, в окружении сверстников, форсисто задрав носик и помахивая портфельчиком в руке. Голову рослой Нинки украшала свернутая в тяжелую корону русая коса.